Динка прощается с детством

- Не выйдет он, доню, для пана наши слезы как тот дождь: чим больше нападает, тем больше родит панская земля!

По другой стороне палисадника, около флигеля с высоким крылечком, стояли двое братьев Матюшкиных и юркий, сморщенный старичишка - первый богач на деревне Иван Заходько; рядом с ними, похаживая около крыльца, беседовали мужики победнее, рассчитывая и себе прихватить у пана за наличный расчет породистую корову, а то и две, если дозволят местные богатеи.

Матюшкины и окружавшие их мужики держались с достоинством; добротно одетые, несмотря на жаркий летний полдень, а синие суконные жупаны, в начищенных сапогах и в фуражках на смазанных маслом волосах, они, видимо, ждали Павлуху и о чем-то деловито сговаривались между собой. Но Павлуха, раздраженный неожиданным появлением Динки с прошением к пану, решительно пошагал к коровнику, с силой сдвинул тяжелые створки дверей и, повесив на них большой замок, показал солдаткам толстый кукиш.

- Хочь до ночи стойте, хочь землю грызите, а не видать вам панских коров! Я тут один надо всем распоряжаюсь, я панское добро стерегу, як пес!

- А это нам давно известно, что ты пес! - с усмешкой сказал Ефим, сплевывая изо рта цигарку. - Только ты и пану своему не верный пес!

- А тебе что тут надо? Привел голытьбу, да еще и барышню хуторскую с бумагой послал. Толчешься здесь с самого утра! Так зараз и выйдет до тебя пан, ожидай!

- Коровы симменталки <порода коров> ему снадобились!

- Эй, бабы! Тут вам не церква, милостыню не подают!

- Кажна букашка свое место знае... А вы до пана лезете, всю экономию провоняли! Я б вас всех поганой метлой отсюдова вымел! - сплюнул Федор Матюшкин.

- И чего ты дывышься, Павлуха? Пошла барышня до пана, ну, это ихнее дело! Тут не об коровах речь... - тоненько хихикнул Заходько, прикрывая ладонью беззубый рот.

- А тебе, Иван Заходько, в домовину пора, дак ты уж хоть напоследок не страмись перед людьми! - презрительно сказал Ефим.

- Ох ты проклятая галота! Ну гляди, Ефим, не заплакать бы тебе колысь!

- Ты б, старый черт, не заплакал, а моих слез тебе не видать!

- Гляди, Ефим... Много ты воли берешь, во все суешься. Гляди, не об слезах речь, кровью б не захлебнулся, - угрожающе бросил Павлуха и, взмахнув кулаком на плачущих солдаток, истошно заорал: - Очищай экономию! Нима чего тут комедию перед паном представлять! Не дам я коров на выплат, и кончено дело! А ну геть отсюда! Геть! Геть!..

- Да что ты, Павло? Есть у тебя совесть? Обожди, хоть барышню дождемся!

- Не гони, Павло! Что мы тебе делаем!.. - заплакали солдатки.

- Ось, барышня наша выйшла! - закричала вдруг Ульянка. - Барышня! Барышня!..

С крыльца поспешно сбежала Динка, волоча за собой платок и размахивая над головой бумагой, но лицо у нее было озабоченное. Солдатки двинулись вперед, налегли грудью на палисадник.

- С бумагой вышла!

- Только смутная чего-сь...

- Невже услышал господь наши слезы...

Богатеи молча, с нескрываемым ехидством смотрели на Динку.

- Барышня! - кинулась к ней Ульянка. - Чи дал, чи не дал пан?

- Он дал, дал! - запыхавшись и хлопая за собой калиткой, сказала Динка. Только не так, как надо... Он дал на выплату до осени... и по выбору, но только не сейчас, а когда выплатите... - залпом сообщила она окружившим ее солдаткам.

- Ну, а як же, як же, доню моя! Задаром же коров никто не даст!

- За это и говорить нечего!

- Дай тебе бог, Диночка!

- Постаралась ты за нас, голубка! - радуясь и утирая слезы, благодарили Динку солдатки.

Федорка тоже пробивалась к подружке, но Павлуха, раскидав всех вокруг и нагнув, как бык, голову, очутился вдруг перед Динкой.

- А ну дайте бумагу, барышня! - хрипло крикнул он, протягивая руку, но Динка поспешно спрятала бумагу за спину и почти упала на руки Ефима.

- Не тебе эта бумага, Павло! - хмуро сказал Ефим, пряча бумагу на грудь. Ходим, Диночка, и вы, бабы, ходим, там почитаем!

- Десять коров дал! Всем по корове, на выбор... Только заплатить надо... начала опять Динка, но Павло с глухой руганью промчался мимо нее к веранде и, вскочив на крыльцо, скрылся за дверью.

- Пойдем, пойдем... - заторопился Ефим.

- Ох, уговорит он пана! Отнимет пан коров!.. Дядько Ефим, держи бумагу крепче! Ох господи!.. Куда же он побег, проклятый! - с тревогой заголосили солдатки.

Перед Ефимом выросли вдруг братья Матюшкины. Рыжие усы их обвисли, в глазах, как зеленые змейки, свертывалась кольцами ненависть.

- Обожди-ка, Ефим... Не спеши с панской бумагою. Хоть ты по батькови и Бессмертным прозываешься, да на все божья воля... - зашипел Семен Матюшкин, загораживая дорогу. Рядом с братом, широко расставив ноги, стоял Федор.

- Ой боже, матенько моя... - охнула Федорка, но Динка, возбужденная общим волнением, ощутила вдруг необычайную храбрость. Елаза ее загорелись злобой и жаждой мести.

- Все село закупили вы, братья Матюшкины! И поля ваши, и леса ваши, сказала она, со злобой отчеканивая каждое слово. - А в лесах по ночам и музыка для вас играет! Так то скрипка мертвеца заливается...