Динозавры тоже думали, что у них есть время. Почему люди в XXI веке стали одержимы идеей апокалипсиса

На следующий день я вернулся в xPoint. Ни Вичино, ни Цзина нигде не было видно, а «лексуса» и след простыл. Возле контейнера из гофрированного железа стоял одинокий красный джип с наклейками местной радиостанции «Фокс Ньюс» на дверях, и я решил, что Вичино отправился бороздить прерию с тележурналистом, на ходу подстраивая свою рекламную кампанию под специфику тревог консервативной аудитории кабельных новостей Южной Дакоты. Я припарковался рядом с джипом и отправился побродить по участку, но быстро понял, что он слишком велик для пеших исследований, и вернулся к машине. Я ехал минут сорок или около того, время от времени останавливаясь, чтобы открыть для проезда ворота для скота, и раз или два – чтобы выйти и полюбоваться безумным зрелищем бесконечной череды поросших травой строений и их шестиугольных фасадов. Их архитектура была соразмерна скорее психическим масштабам человеческого существа, нежели его физическим габаритам. Я вскарабкался на крышу одного из складов, чтобы ощутить необъятность с более высокой точки. Вчера мы с Цзином стояли на вершине такого же сооружения, и моя растущая мрачная тревога по отношению к этой военно-промышленной возвышенности была махом дискредитирована его фразой. Он торжественно сообщил, что недавно нагадил на крышу одного из хранилищ, хотя «может, и не конкретно этого».

Я сел на редкую траву, покрывавшую крышу, и посмотрел на бесконечную зелень, тут и там сюрреалистически разорванную строениями убежищ. Мне пришло в голову, что именно здесь, в тогдашней южной части Дакоты, Лора Инглз Уайлдер[40] провела бóльшую часть своего детства и именно здесь написала несколько своих романов о «Маленьком домике». Передо мной была не просто прерия, а сама прерия: источник, питавший американскую мечту о себе как о нации предприимчивых первопроходцев, поселенцев Дикой земли.

Я смотрел на страну, порожденную варварством и геноцидом, построенную на руинах завоеванной туземной цивилизации, и бункеры казались мне возвращением подавленного апокалипсиса.

Как будто сама земля извергла их благодаря иммунной реакции на какой-то древний антиген. Здесь было так тихо, что я слышал мягкое жужжание электричества в линиях электропередачи надо мной, хрупкое потрескивание и глухое гудение самой технологичной из цивилизаций. Я подумал об одержимости Америки своим фронтирным прошлым и апокалиптическим будущем и о том, как зловеще они слились, словно двухголовый теленок из «Музея пионеров». В конце концов, разве Вичино предлагал что-то иное, кроме как возвращение к старой доброй жизни времен Фронтира, новое начало вслед за концом, причем такое, при котором сохранилось бы как можно больше потребительской роскоши?

Я увидел на горизонте облако пыли, предвещавшее появление «лексуса» Вичино. Когда я подошел к контейнеру, молодая женщина в желтом коктейльном платье держала микрофон и произносила монолог на камеру, которую установила рядом с пустым сараем.

«Если придет конец, – нараспев произнесла она, – будешь ли ты к нему готов?»

Я бочком проскользнул к Вичино, который, кивнув вместо приветствия, спросил, на сколько, по шкале от одного до десяти, я бы оценил репортера с точки зрения сексуальной привлекательности. Я сказал ему, что не хотел бы оценивать, на что он пожал плечами и ответил, что на случай апокалиптического локдауна сойдет, всем своим видом давая понять, что при этом она ни в коем случае не в его вкусе.

Я гадал, не было ли это провокацией с его стороны, одной из его ходячих шуток. Представил себе, как он будет бахвалиться тем, что постоянно оскорблял этого левого европейского писателя тонкой натуры, прося его оценить привлекательность различных женщин.

Проезжая через прерии на восток, я размышлял о том, что если подумать о Вичино ну, может, и не как о спасителе, но как о человеке, который предлагает спасение? Раньше считалось, что Бог пощадит праведников, а нечестивые погибнут. Теперь все это отдано на откуп рынку. Если бы вы могли позволить себе такие расходы и если бы у вас хватило предусмотрительности войти в первый эшелон, у вас был бы шанс оказаться в числе спасенных. Это был бизнес: первые и последние, альфа и омега.

Когда я добрался до Хот-Спрингс, был уже вечер и солнце заливало западное небо золотым светом. Какое-то время я колесил по городу, пытаясь найти, где поесть, помимо «Пиццы-Хат». Мэйн-стрит была пустынной, если не считать одинокой фигуры молодого человека, стоявшего на пустой парковке у реки, через дорогу от элегантно ветшающего старого кинотеатра. Черный жилет и длинные светлые волосы до плеч, на голове – бейсболка, надетая задом наперед. Он был чрезвычайно бледен и немного полноват, глаза его были закрыты, ноги – в стойке силы и непокорства рокера хеви-метал. Он терзал невидимую гитару, проворно и уверенно двигая пальцами вверх и вниз по ладам, мотая головой в праведном согласии с музыкой, звучащей в его наушниках.