Динозавры тоже думали, что у них есть время. Почему люди в XXI веке стали одержимы идеей апокалипсиса

Я притормозил, проезжая мимо него, без стеснения глядя в окно на это преображенное самозабвением лицо. Было что-то одновременно пугающее и жизнеутверждающее в этом спектакле, который едва ли можно было даже назвать спектаклем, поскольку он ставился и игрался исключительно для личного удовольствия исполнителя. Я припарковался на стоянке чуть дальше по улице и некоторое время пытался осмыслить то, что только что увидел, вписать это в какие-то рамки смысла и значения. Я направился к парню пешком по противоположной стороне улицы и, когда он снова появился в поле зрения, увидел, что он оставил гитару и перешел на вокал.

Я привалился к витрине закрытого магазина списанного армейского снаряжения и некоторое время рассматривал уличного артиста. Он стоял, склонившись словно в молитве, над невидимым микрофоном, еле слышно и с потрясающей горячностью бормоча что-то под играющую только для него музыку, а затем предался импровизированному танцу – яростному ритмичному топоту, наводя на мысль о Румпельштильцхене[41]. В нем было настоящее насилие, настоящие хаос и ярость. Из-за угла вывернула машина и проехала мимо него, и ни один из ее пассажиров, мужчина и женщина средних лет, не обратили на парня никакого внимания. Возможно, они знали его, подумал я, и им были знакомы эти отчаянные проявления чистой энергии, дикой и бессвязной жизни. И если это так, размышлял я, то они, несомненно, давно перестали объяснять себе, что это могло означать или что должно символизировать.

4 Прибежище

Примерно через час после прибытия в Окленд я был уже практически в ступоре от усталости, так что все окружающее практически потеряло для меня значение. Я стоял рядом с искусствоведом по имени Энтони Бирт и смотрел в жерло вулкана. Он забрал меня из аэропорта и потащил прямиком на склон вулкана. Этот вулкан, Маунт-Иден, был довольно окультуренным памятником природы, вокруг которого раскинулся один из самых богатых пригородов Окленда.

Я немного запыхался от подъема и, только что приземлившись в Южном полушарии после дублинского ноября, сильно потел в разгоравшейся жаре раннего летнего утра.

Моя психика почти физически ощущала на себе воздействие смены часовых поясов. Должно быть, я выглядел немного потрепанным, потому что Энтони весело извинился за то, что выложил передо мной свою козырную карту с вулканом так рано.

– Наверное, я не должен был начинать так резко, приятель, – усмехнулся он. – Но я подумал, что было бы неплохо посмотреть перед завтраком на город.

Энтони было под сорок. Бритоголовый и с аккуратно подстриженной бородкой, он был болтлив, в его манерах сочетались свобода и вежливая застенчивость.

Вид на Окленд и окружающие его острова действительно был восхитительным – хотя, оглядываясь назад, я могу сказать, что он был не более восхитителен, чем любой из других видов, которыми я любовался в течение последующих десяти дней. В этом, как известно, и есть вся суть Новой Зеландии: если вам не нравится восхищаться видами, вам нечего делать в этой стране. Ехать туда – значит подписаться на то, что вас будет постоянно бросать влево, вправо и в самый эпицентр эстетического восторга.

– Я пробыл в стране всего несколько минут, – сказал я, – но у меня в багаже уже есть прекрасная визуальная метафора хрупкости цивилизации.

Это было приятное глазу сюрреалистическое зрелище вулканического кратера под покровом аккуратно подстриженной травы.

– Новая Зеландия, – отметил Энтони, – находится прямо на Тихоокеанском вулканическом огненном кольце. Эта подковообразная кривая геологических разломов тянется от западных берегов Америки через восточные берега России и Японии в южную часть Тихого океана. Новая Зеландия – страна вулканов.

– Странно, – сказал я, – что, несмотря на сейсмическую активность, все эти сверхбогатые техногики из Кремниевой долины якобы защищают себя от апокалипсиса, скупая землю именно здесь.

– Да, – подтвердил Энтони, – но некоторые из них покупают фермы и овцеводческие ранчо довольно далеко, в глубине страны. Цунами туда вряд ли доберется. А того, что им нужно, – пространства и чистой воды – у нас здесь предостаточно.

Именно этот феномен – технологические миллиардеры, скупающие недвижимость в Новой Зеландии в ожидании цивилизационного коллапса, – и был нашей общей апокалиптической одержимостью. Именно из-за этого я и приехал сюда – чтобы узнать об убежищах и порасспрашивать новозеландцев об их отношении к такому восприятию своей страны.