Динозавры тоже думали, что у них есть время. Почему люди в XXI веке стали одержимы идеей апокалипсиса

Я поставил свою палатку, как только нашел место. Не стал откладывать это до отбоя, опасаясь, что в холоде и темноте спускающейся горной ночи потерплю неудачу в отсутствие компетентного австралийского соседа. Устроившись, я собрал несколько камней и очертил вокруг себя круг примерно десяти метров в диаметре. В нем я должен был находиться в течение следующих двадцати четырех часов и ничего не делать. Смысл ритуала под названием «природное соло» был навеян практикой, общей для очень многих культур на протяжении многих веков, когда человек на некоторое время выходил один в пустынную местность в поисках озарения, мудрости или мира.

Существовал, например, Поиск видения, индейский обряд посвящения, при котором молодые люди на пороге зрелости посылались своими старшими соплеменниками для общения с духами места – так они искали с помощью видения древнюю мудрость. Андрес рассказывал об исландской традиции «залезать под шкуру», когда человек уходит в дикую природу, чтобы «немного подумать обо всем», захватив с собой шкуру животного в качестве укрытия. (Кто-нибудь спросит: «Куда делся тот-то из общины, его давно не видели?» И люди отвечали: «А, он? Он залез под шкуру».) Не имея в своем времени и культуре подобных ритуалов, мы были уникальны.

По мнению Андреса, одиночество в дикой природе не просто средство достижения более глубокой связи с окружающим миром и с самим собой, но практика, которая, если она будет широко принята, изменит отношение нашей цивилизации к природе.

«Мы живем сейчас очень прозаично, – сказал он мне однажды. – После Научной революции, после Декарта и Ньютона мы рассматриваем мир как машину, которой мы управляем и манипулируем, которую мы меняем, передвигая механизмы и рычаги».

По его мнению, это была наша проблема как цивилизации, ее корень. И именно этому посвящалось соло. Как мы можем заботиться о чем-то, если мы этого не знаем? Если мы не будем, как он выразился, состоять в личных отношениях с этим?

Отметив круг, я сел на траву и сразу же задумался о том, как проведу следующие двадцать четыре часа. Передо мной был склон горы, поросший травой и отвесно спускающийся к реке. Этот вид, без сомнения, был очень красив, но вряд ли ему удалось бы удерживать мое внимание достаточно долго. В действиях я был крайне ограничен. Я, конечно, понимал, что отсутствие необходимости что-либо делать было важным аспектом соло-практики, что и было ее смыслом. Однако теперь, когда я не просто размышлял над ситуацией, а находился в ней, бездействие казалось мне в корне нереалистичным. Теоретически я большой поклонник ничегонеделания. Я абсолютно точно выберу его как вариант в ситуации, когда надо делать практически все. Но мой метод ничего не делать, размышлял я, лежа на мягкой траве, почти всегда включал в себя какую-то активность. Пусть она была бессмысленной или энергетически незатратной, но она была: просматривать ленты социальных сетей на телефоне, пить кофе, читать книгу или журнал, прогуливаться. Теперь все это было невозможно. У меня был с собой телефон, но с утра понедельника, как только мы выехали из Инвернесса, не было сотовой связи. Поэтому использовать телефон можно было теперь только как будильник, который должен был предупредить меня в полдень следующего дня о том, что соло закончилось. Я даже удалил приложение «Нью-Йоркер» на случай, если поддамся искушению запустить его и перечитать старые номера журнала, погружаясь не в природу, а в перипетии какого-нибудь длинного репортажа.