Диоген

«Гетер он называл царицами царей, ибо те делают все, что угодно любовницам» (Диоген Лаэртский. VI. 63).

«Тому, кто стыдил его за то, что он бывает в нечистых Местах, он сказал: «Солнце тоже заглядывает в навозные ямы, но от этого не оскверняется» (Диоген Лаэртский. VI. 63).

«Кто-то ему сказал: «Не знаешь, а философствуешь!» Он ответил: «Если бы я лишь притворялся мудрецом, то и это было бы философией!» Человека, который привел к нему своего сына и расхваливал его великие дарования и отличное поведение, он спросил: «Зачем же тогда я ему нужен?» Человека, который говорил разумно, а поступал неразумно, он сравнивал с кифарой, которая не слышит и не чувствует собственных звуков» (Диоген Лаэртский. VI. 64).

«Увидев однажды женственного юношу, он спросил: «И тебе не стыдно вести себя хуже, чем это задумано природой? Ведь она тебя сделала мужчиной, а ты заставляешь себя быть женщиной» (Диоген Лаэртский. VI. 65).

«Увидев невежду, крепившего струны на лиру, он сказал: «И не стыдно тебе, что дереву ты даешь говорить, а душе не даешь жить?» Человеку, сказавшему «Мне дела нет до философии!», он возразил: «Зачем же ты живешь, если не заботишься, чтобы хорошо жить?» Увидев прекрасного мальчика, болтающего вздор, он спросил: «И тебе не стыдно извлекать из драгоценных ножен свинцовый кинжал?» (Диоген Лаэртский. VI. 65).

«Когда его попрекали, что он пьет в харчевне, он сказал: «Я и стригусь в цирюльне» (Диоген Лаэртский. VI. 66).

«Человека, преследовавшего своими просьбами гетеру, он спросил: «Зачем ты так хочешь, несчастный, добиться того, чего лучше совсем не добиваться?» Человеку, надушенному ароматами, он сказал: «Голова у тебя благовонная, только как бы из-за этого твоя жизнь не стала зловонной». Он говорил, что как слуги в рабстве у господ, так дурные люди в рабстве у своих желаний» (Диоген Лаэртский. VI. 66).

На вопрос, почему рабов называют «человеконогими»[81], он ответил: «Оттого, что ноги у них — как у человека, а душа — как у тебя, коли ты задаешь такой вопрос» (Диоген Лаэртский. VI. 67).

«О влюбленных говорил он, что они мыкают горе себе на радость» (Диоген Лаэртский. VI. 67).

«На вопрос, является ли смерть злом, он ответил: «Как же может она быть злом, если мы не ощущаем ее присутствия?» (Диоген Лаэртский. VI. 68).

«Он говорил, что образование сдерживает юношей, утешает стариков, бедных обогащает, богатых украшает» (Диоген Лаэртский. VI. 68).

«Развратнику Дидимону, который лечил глаз одной девушке, он заметил: «Смотри, спасая глаз, не погуби девушку». Кто-то жаловался, что друзья злоумышляют против него. «Что же нам делать, — воскликнул Диоген, — если придется обращаться с друзьями, как с врагами?» На вопрос, что в людях самое хорошее, он ответил: «Свобода речи» (Диоген Лаэртский. VI. 68–69).

«Он приводил примеры того, что упражнение облегчает достижение добродетели: так, мы видим, что в ремеслах и других занятиях мастера не случайно добиваются ловкости рук долгим опытом; среди певцов и борцов один превосходит другого именно благодаря своему непрестанному труду; а если бы они перенесли свою заботу также и на собственную душу, такой труд был бы и полезным и ценным» (Диоген Лаэртский. VI. 70).

«Он говорил, что ведет такую жизнь, какую вел Геракл, выше всего ставя свободу» (Диоген Лаэртский. VI. 71).

«Музыкой, геометрией, астрономией и прочими подобными науками Диоген пренебрегал, почитая их бесполезными и ненужными. В ответах он отличался находчивостью и меткостью, как это явствует из всего сказанного» (Диоген Лаэртский. VI. 73–74).

«Этот человек обладал поразительной силой убеждения, и никто не мог противостоять его доводам» (Диоген Лаэртский. VI. 75).

«Люди, незнакомые со вкусом понтийского меда[82], стремятся его попробовать, но стоит им лишь взять немного на язык, как они тотчас выплевывают его, к своему огорчению найдя мед горьким и невкусным. Так некоторые из любопытства хотели поближе познакомиться с Диогеном, но, когда он начинал их обличать, они сразу же обращались в бегство. Они радовались, когда он бранил других, но сами боялись этого и убирались подальше. Когда Диоген по своему обыкновению шутил и высмеивал других, они забавлялись сверх всякой меры, но его свободную речь, полную серьезного смысла и угроз, не выносили» (Иоанн Стобей. Антология. XIII. 18).

«Однажды Диоген поучал какого-то злодея. Спрошенный кем-то, зачем он это делает, Диоген ответил: «Пытаюсь отмыть эфиопа, чтобы сделать его белым» (Антоний и Максим. Рассуждение о дурных людях. С. 64).

«Какой-то человек назвал Диогена безумцем. Тогда он сказал: «Я не сумасшедший, но ум у меня не такой, как у вас» (Иоанн Стобей. Антология. III. 62).