Диоген

Предоставим слово Диону Хрисостому (его прозвище в переводе с древнегреческого означает «Златоуст»[25]). Этот ученый эллин, философствующий ритор жил в I в. н. э., то есть во времена Римской империи. За вольные высказывания об одном из императоров (Домициане) он поплатился опалой: был изгнан из родного города Прусы (в Малой Азии) и вынужден скитаться. В ходе своих странствий он увлекся философией кинизма и стал проповедовать его идеалы, детально изучил историю кинического движения начиная с его возникновения. Среди многочисленных речей Диона есть несколько специально посвященных Диогену^{64}.

«Когда Диоген, уроженец Синопы, был изгнан из своей родины, он пришел в Афины, ничем не отличаясь по своему обличью от беднейших нищих, и застал там еще немало сподвижников Сократа — Платона, Аристиппа, Эсхина, Антисфена и Евклида Мегарянина… Диоген вскоре проникся презрением ко всем, кроме Антисфена» (Дион Хрисостом. Речи. VIII. 1).

Среди перечисленных здесь сократиков есть несколько нам пока неизвестных, о которых поэтому стоит сказать хотя бы несколько слов. Евклид стал основоположником и главой мегарской философской школы. Он и его последователи, формируя свое учение, ряд положений взяли у Сократа, а ряд — у его вечных оппонентов, софистов. Подобный «синтез» выглядит довольно противоестественно, и тем не менее факт остается фактом. Мегарики (так называют представителей этой школы) усиленно занимались спорами, полагая, что подражают в этом «босоногому мудрецу». Но если у Сократа спор всегда направлен на поиск истины, то споры мегариков — самоцель, досужие словопрения. Чтобы легче побеждать оппонентов, эти философы, в частности, разработали целый ряд софизмов — ловких словесных ухищрений, запутывавших собеседника, но построенных обычно на незаметной подмене понятий.

Вот, например, известный «рогатый софизм»: «Чего ты не терял, то у тебя есть. Рогов ты не терял? Значит, ты рогат». Тут-то как раз найти подвох очень просто, но приведем и случай посложнее — «критский софизм». Суть последнего такова. Критянин говорит: «Все критяне — лжецы». Верить ему или не верить? Вопрос ответа не имеет, — точнее, имеет одновременно два ответа, исключающих друг друга, — и да, и нет. Ибо, если он говорит правду, то, значит, есть хоть один критянин, говорящий правду, и не все критяне — лжецы, то есть говорящий лжет. Ясно, что подобная словесная эквилибристика Диогена привлечь не могла. В целом мегарская школа не внесла значительного вклада в развитие античной философской мысли.

Упомянутый же в процитированном свидетельстве Эсхин (Эсхин Сократик, как его называют, чтобы не путать с известным оратором Эсхином, тоже жившим в IV в. до н. э.) собственной школы не основал, но и занятия философией после смерти учителя не оставил. Он пытался совершать философские поездки, — например, посетил сиракузского тирана Дионисия, визиты к которому стали настоящей модой для философов первой половины IV в. до н. э. Насколько можно судить, Эсхину как-то не везло. Большинство других представителей сократиков относились к нему с неким пренебрежением. Вряд ли из-за его не очень высокого социального происхождения (Эсхин был сыном колбасника, см.: Диоген Лаэртский. II. 60). Например, Федон — еще один слушатель Сократа — был вообще отпущенным на волю рабом, но его авторитета это не умаляло, и он создал свою школу (так называемую элидо-эретрийскую).

Насколько можно судить, Эсхин, будучи человеком застенчивым, прежде всего сам недооценивал собственные способности и не решался конкурировать с более прославленными коллегами. Так, он не создал собственной школы потому, что «слишком знамениты были школы Платона и Аристиппа» (Диоген Лаэртский. II. 62), и ограничился в основном написанием философских диалогов (ни одно сочинение Эсхина, к сожалению, не сохранилось). Есть предположение, что сам жанр сократического диалога изобретен именно Эсхином, а Платон и другие потом подхватили это нововведение. Во всяком случае, диалоги Эсхина относятся к числу самых ранних: «На него даже наговаривали… будто большая часть его диалогов писана на самом деле Сократом, а он раздобыл их у Ксантиппы (вдовы Сократа. — И. С.), и выдал за свои» (Диоген Лаэртский. II. 60).

Но вернемся к Диогену. Итак, он сделал свой выбор. «Придя в Афины, он примкнул к Антисфену. Тот, по своему обыкновению никого не принимать, прогнал было его, но Диоген упорством добился своего. Однажды, когда тот замахнулся на него палкой, Диоген, подставив голову, сказал: «Бей, но ты не найдешь такой крепкой палки, чтобы прогнать меня, пока ты что-нибудь не скажешь». С этих пор он стал учеником Антисфена и, будучи изгнанником, повел самую простую жизнь» (Диоген Лаэртский. VI. 21).

А в дальнейшем имела место иногда встречающаяся ситуация — ученик, превзошедший собственного учителя на его же поприще. Диоген со временем стал уличать самого Антисфена в непоследовательности.