Диоклетиан. Реставратор Римской империи

Персидская империя была единственным соседом Рима, в какой-то степени сравнимым с ним по мощи, богатству и политической организации, и поддержание отношений с этим соседом всегда было первостепенной задачей в искусстве управления Римской империей. Свергнув Бахрама III, новый царь Нарсе начал менять курс Персии как во внутренней политике, так и во внешней. Шаг за шагом Нарсе разрушал мирный договор с Римом, заключенный в 287 году, при этом до поры не давая прямого повода для начала военных действий. Вскоре после коронации он с большой помпой во главе значительного войска объехал западную часть своих земель, принимая клятвы верности от приграничных сатрапов. Среди них были вожди бедуинов и сарацин, совершавшие постоянные набеги на границы римской Сирии, нападая на незащищенные города, селения и торговые пути, за что уже были жестоко наказаны Диоклетианом несколько лет тому назад. Этим мелким разбойничьим «князькам», таким как Сайидо и Амро, был пожалован лестный статус подчиненных царей Персии — и этот жест не остался незамеченным в Никомедии. К верному союзнику Рима, армянскому царю Тиридату, на власти которого зиждился весь договор, Нapce отнесся более осмотрительно. Однако нанес визит и ему, чтобы принять поздравления со своим новым статусом, и не упустил возможности произвести на армянскую знать впечатление новой мощью Ирана и множества подчиненных ему государств.[131] Возможно, в политике Нарсе присутствовал еще один незаметный на первый взгляд потенциально антиримский элемент. Как и Шапур I, которому Нарсе подражал в своем правлении, он вновь дал особые привилегии проповедникам религии Мани, которые уже несколько десятилетий проникали в Сирию и Египет. Мани, парфянский аристократ, родившийся в 217 году, имел несколько божественных откровений и объявил себя последним из ряда великих наставников, куда входили Будда, Зороастр и Иисус. Его жесткая дуалистическая доктрина, несшая в себе элементы всех трех религий, начинается с абсолютного противопоставления Света и Тьмы. Материальный мир и человек родились из противозаконного смешения этих двух элементов, из загрязнения света тьмой, что повлекло за собой нескончаемые хаотические перемены и столкновения между духами обоих начал — по сути, к изначальному взрыву. Это зло можно исправить только окончательной победой света и его отделением от тьмы. Как и христианство, под влиянием которого находился Мани, новая религия предписывала жить сплоченными замкнутыми общинами под началом апостолов, епископов, священников и учителей; у манихеев были приняты исповеди и аскеза, было у них и собственное Священное Писание.

Опять-таки как в христианстве, в манихействе искренний миссионерский пыл смешивался с апокалиптическими пророчествами. Мани, умерший в 276 году, был последним истинным учителем, чей дух завоюет Восток и Запад. «Чаша гнева» изольется на Великое царство (относительно его сущности есть различные толкования) в последний День скорби. Манихеи, простые, миролюбивые люди, не имели отношения к конфликту Персии и Рима, но трудно поверить, что их благодетель Нарсе не намеревался использовать их, чтобы сеять недовольство в римских провинциях, когда это могло ему пригодиться.[132]

В то время как Диоклетиан и Галерий с тревогой наблюдали за событиями на Евфрате, в Египте поднялись сильные волнения. Двадцатью годами ранее, во время возвышения Пальмиры, страна уже бунтовала против Рима, и с тех пор власть императора в Египте была одновременно деспотичной и шаткой. Деревни страдали под совокупным бременем непосильных налогов и различного рода инфляции: в 293 году в Оксиринхе, в долине Нила, цена осла или верблюда составляла в 60 раз больше, чем в 250-м, тогда как артаба (32 кг) пшеницы выросла в цене всего лишь в 12 раз.[133] Однако в то же время правительство, занятое войнами в других регионах, не могло обезопасить мирных жителей от разбойников из пустыни. В период, когда мавры и берберы нападали на поселения в Северной Африке, блеммии — чернокожее племя, которое раньше сдерживала власть старых нубийских царей, — вновь и вновь нападали на караванные пути, ведущие от портов Красного моря через пустыню к Копту. Города на этих маршрутах зависели от торговли, но не могли защитить себя от разбойников, а помощь от римского префекта приходила лишь изредка. Наконец в 294 году Галерий, по всей видимости, провел успешную экспедицию против блеммиев, но это не облегчило бремя налогов — наоборот, теперь к ним добавились расходы на содержание войск, размещенных вдоль Нила.[134]