Дионис. Миф и культ

Я предполагаю, что нам не хотелось бы полностью возлагать творчество (особенно в тех аспектах, в которых оно наиболее значимо) на то, что происходит от Божества, отделяя его от всех человеческих сил, возможностей и склонностей, которые известны нам из опыта. Мы привыкли рассматривать великие духовные процессы с помощью разума, лишенным творчества. Следовательно, эта концепция должна показать в высшей степени парадоксальной. Но парадокс присущ природе всего творческого. Не лишено смысла предположение, что самая личная деятельность человека не является его собственной, что «инаковость» — союзник человека во всех его творениях и что эта «инаковость» имеет гораздо большее значение, чем совокупность всего, что он инстинктивно переживает как собственные намерения и способности.

Тот, кто исследует культы и мифы, не позволяя концепции теоретического человека (который никогда не произвел бы ничего подобного) сбить себя с толку, должен сразу же увидеть, что парадоксальное противоречие, которое отличает все истинные акты творения, является очевидным в культе и мифе. В них мы признаем величайшие творения, которые задают направление всем последующим творениям. Ведь это они поддерживаются таким мощным осознанием присутствия божественного, что деятельность человека уже не просто содействует божественному, а становится свидетелем Высшей сущности.

Все религии свидетельствуют о том, что каждый пример великой действенности человека является проявлением и откровением действенности божественной. И в тот момент, когда появляются первые формы всего процесса создания (то есть, когда появляются культ и миф), этот опыт становится потрясающим событием, которое мы должны, по крайней мере, признать.

И мы должны признать, что учение о манифестации божества адекватно выражает то, что на самом деле произошло и будет продолжать происходить, пока существование культа и мифа будет служить этому живым свидетельством.

Рудольф Отто также настаивает на объективном характере проявления божества. Но его идея «священного» является объективностью, которая проявляет себя только психологично, и которую можно понять лишь при помощи методов психологии.

Нас уверяют, что душа достигает состояния, в котором ощущение страха и ничтожности сливается с чувством восторга и обожания для того, чтобы создать чудесный опыт — опыт несомненной реальности. Но эта реальность может быть воспринята исключительно в моменты подобных эмоциональных приступов. Прежде, чем она сможет быть связана с объектами эмпирического познания, потребуется, чтобы особый вид умственной деятельности предстал перед этими объектами визави. Это сравнимо с тем, что Кант считал необходимым для «вещи в себе». Сама по себе эта реальность не имеет никакого отношения к этим объектам. По сути, их сравнение вообще не способно принести нам никакой пользы. Это, скорее, нечто «совершенно другое», полностью и всецело отличное от чего-либо в нашем мире. Таким образом, оно открывается непосредственно лишь в опыте души, то есть, совершенно мистическом опыте.

Не может вызывать сомнений, что такой взгляд также помещает в начало то, что на самом деле произошло позже, не смотря на то, что он твердо отстаивает реальность богооткровения.

Таким образом, тайное убежище запуганной и смущенной души, которая осталась наедине с собой, помещают до создания культа и мифа, не смотря на то, что эта душа не смогла бы найти ничего без мифа, который уже давно существовал. Касательно мифа и культа предполагается, что они воплотились в жизнь только через вторичную интеллектуальную активность.

Но реальность, к которой привели нас наши наблюдения, совсем другая.

То, что с чем сталкивается человечество во время озарений, не является абсолютно неузнаваемой и незаметной реальностью, влияющей только на душу, которая повернулась спиной ко всему миру. Это — сам мир в его божественном виде

и во всей полноте божественных форм. Это те первичные явления, которые стоят у истоков всякой глубокой деятельности человека и всех его высоких порывов. Они превращают орду в общество, общество — в нацию, и в дальнейшем оставляют след на производных всех основных форм человеческого существования. Таким образом, ни одна институция и ни одна практика, влияющие на основы существования человечества, не могут быть полностью отделены от культа. Скорее, все они в периоды своего наибольшего расцвета являются одновременно практиками культа, независимо от того, насколько практичными и полезными они могут оказаться. То есть, они являются выражениями или имитациями великолепия бытия, которые появились в самом начале и своим появлением «установили» культуру.