Дионис преследуемый

В конце прошлого столетия Марина Абрамович говорила, что XXI век будет веком без искусства («искусства» в том смысле, который мы придаем этому слову сегодня): «Это будет беспредметный мир, где человек сумеет выйти на такой уровень сознания, где он легко сумеет передавать свои мысли и энергию другому без посредства каких-либо предметов. Не будет ни скульптур, ни картин, ни инсталляций. Будет только художник, стоящий перед зрителями, способными воспринять ее сообщение или энергию». Абрамович считает, что если между зрителем и художником возникает предмет (скульптура, инсталляция, картина), он становится барьером, отменяющим диалог». Она отвергает предметы, и единственным объектом, которому оставлено право пребывания в пространстве, является тело (у Малевича — это холст).

До «изгнания предметов» — еще в перформансе «Ритм 0» (1972) — Абрамович позволила незнакомым людям сделать с ее телом что угодно: расположив перед ними 72 предмета²¹⁵, она отдалась во власть зрителей. Среди предметов были не только ножи, но и заряженный пистолет. Художник признавалась, что в какой-то момент люди потеряли чувство меры и преисполнились жестокости: «Они отрезали мне волосы, втыкали в тело булавки, резали ножом рядом с шеей и пили кровь, а потом наклеили пластырь на рану. После шести часов перформанса я в крови и со слезами на глазах голая пошла в сторону зрителей, отчего они в буквальном смысле выбежали из комнаты. Я помню, что придя в отель в этот вечер и посмотрев на себя в зеркало, я обнаружила у себя прядь седых волос».

В период работы с Улаем, возлюбленным Абрамович, каждый перформанс был действием двуединого существа, союзом мужской и женской энергии, из которого появлялось нечто третье, называемое Мариной и Улаем «That Self» («Та Сущность»). Даже спустя годы в пространстве памяти Марины остаются две фигуры, сидящие друг напротив друга в полной неподвижности. После расставания с Улаем, перформанс «Ночной переход» уступил место произведению «В присутствии художника»: одиноко сидящая Абрамович созерцает меняющиеся каждые несколько минут фигуры, что заменяют Улая, и каждая из них хотя бы на несколько мгновений соприкасается с молчаливой болью художника, болью, трансформированной в любовь, как завещала ей бразильская пророчица.

Своим творчеством Марина Абрамович открывает новую эпоху в искусстве XXI века, можно смело сказать — формирует иное представление об эстетическом, преодолевая доминацию предмета, как в прошлом столетии это сделал Казимир Малевич, гений супрематизма. Здесь мы не ставили перед собой цель прямого сопоставления творчества двух разных художников (тем, кому интересна эта тема, мы отсылаем к работе Чарли Роусона «В какой степени визуальный язык Казимира Малевича резонирует с перформативной эстетикой Марины Абрамович?), но лишь старались выявить наличие Дионисийского Начала — в беспредметном и трансгрессивном искусстве.

ЧАСТЬ III

ACEPHALE

ОТ ДИОНИСА НИЦШЕ К «МИСТЕРИИ КАЗНИ» БАТАЯ

Только в 1923 году я стал читать Ницше. Его книги наполнили меня чувством странной решимости: к чему продолжать мыслить, к чему что-то там писать, если моя мысль — целиком и полностью была выражена с такой полнотой и великолепием?

Жорж Батай

Судя по моему богатейшему опыту, ни один человек не имеет представления о том, что я собой являю и какой ношей нагрузил свою жизнь.

Фридрих Ницше

1

Людей издавна влечёт всё загадочное и необъяснимое, и там, где не хватает способности понять, на помощь приходит способность придумать; богатое воображение подчас становится источником не только любопытных гипотез, но и откровенной клеветы. Тайны дворцовых покоев обыкновенно тревожили умы людей, сакральные символы и факелы подземных святилищ — возбуждали интерес, пурпурные мантии и каменные изваяния — приводили в трепет, и вслед за этим порождали пищу для нелепых слухов, возводивших на эшафот тех, кто ещё недавно повелевал стихиями. Множество несуразных домыслов, как правило, окружает тайные общества, члены которых связаны клятвой о неразглашении. Здесь мы намерены говорить об одном из таких обществ. Оно вошло в историю под названием «Ацефал», и было основано французским философом и писателем Жоржем Батаем.