Дип-склероз

Писатель смеется и откуда-то из пустоты достает тарелку с таранью. А у меня вдруг мелькает смутное подозрение. Не так он прост, этот наладчик человеческих душ. И «Лабиринт Мудрости» — совсем не такая уж безобидная программка…

— Шансы есть, — разминая здоровенную тарань, говорит Литератор с кажущейся беззаботностью. — И шансы более чем неплохие.

Крупная рыбная чешуя летит на дорогое самурайское кимоно.

— Плохо, что дайверы нынче уже не те, — вдруг напоминает Маньяк, и я торопливо отвожу глаза.

— Это верно. — Голос Писателя звучит жестко. — Только они ведь сами виноваты. Рано или поздно это должно было произойти. Глубина менялась. Глубина начинала что-то понимать… А они не изменились и ничего не поняли. Они по-прежнему жили только для себя…

Я чувствую его пристальный взгляд.

— Кому многое дано, Леонид, с того и спрос больше. Все зависит только от тебя. Если ты изменишься, способности вернутся. Конечно, не сегодня и не завтра…

— Спасибо за откровенность, — криво усмехаюсь и залпом допиваю свое пиво. Решено. С завтрашнего дня ударяюсь в полный альтруизм и начинаю собирать деньги в помощь каким-нибудь голодающим эфиопским хакерам…

В это мгновение в глазах Писателя что-то вспыхивает, словно он вдруг вспомнил необыкновенно забавную вещь:

— Кстати, по-моему, самое время сбросить маскарадные костюмы!

Он взмахивает рукой, и все мы оказывается в удобных креслах. А спустя секунду окружающий мир с хрупким звоном осыпается сотнями сверкающих осколков.

— Ну их на фиг, эти фальшивые зеркала! — весело щурится Писатель.

Я моргаю. Похоже, ничего не изменилось? Нет, я не прав. У Шурки начисто исчезли бицепсы терминатора. Правда, Падла остался неизменен с головы до пят, но вот зато на месте Жирдяя… Фу-ты, неужели это и есть его истинный облик? Тощий, чуть сутуловатый парень со смущенной улыбкой. Никаких признаков избыточного веса, никаких намеков на привычную хамоватость в физиономии… А Дос? Не верю глазам: на месте мокрушника-рецидивиста со стальным взглядом — пацан лет пятнадцати, не больше! И ловко же он водил нас за нос! Вот только странно, что все почему-то смотрят не на него, а куда-то совсем в другую сторону… Я поворачиваюсь: что же там такое, еще более невероятное, чем эта последняя метаморфоза? И от изумления у меня начисто перехватывает дух:

— Ви… Ви… Ви… ка?!

— Леня, у тебя что, не только дип-склероз, но и заикание? — насмешливо спрашивает Вика, откинувшись на спинку того самого кресла, где еще пару секунд назад с каменной рожей восседал громила Череп.

— Так это была ты?! Все это время?!

— А что ты хотел? Чтобы я отпустила тебя одного в глубину в таком состоянии?

Я сердито хмурюсь. Выставила меня в идиотском виде перед ребятами!

— Друзья мои, — ласково говорит Писатель, взглянув на циферблат часов. — По-моему, вам всем пора отдохнуть. Как-никак, столько времени в глубине…

— Погодите, мы ведь еще не обсудили детали, — спохватывается Падла.

— Не все сразу, — качает головой Литератор. — Силы вам еще понадобятся — завтра. И послезавтра. И целую вечность. — Он улыбается. — Поверьте, вечность вполне доступная и приятная штука.

В это мгновение в нем есть что-то от Будды.

— Только не забывайте о том, что плохо лежит!

А сейчас он чем-то неуловимо смахивает на Чингисхана.

Писатель кивает нам на прощание, а девчушка хлопает в ладоши и…

Радужный калейдоскоп перед глазами.

Я стащил шлем. На экране уже была привычная дип-заставка: густая синь с фигуркой человека. Раньше мне казалось — он падает… Нет, все-таки летит.

Маньяк, сидевший рядом, широко зевнул и выключил ноутбук:

— А ведь уже темнеет…

И вправду за окном вечерело. На потускневшем небе загорались звезды.

Мы с Шуркой переглянулись и, не сговариваясь, отправились на кухню, сделать по глотку пива, хотя и не первосортного, но зато составляющего такой же неотъемлемый элемент реальности, как и вечерний город за окном. Мы молча пили, и с каждым холодным, горьковатым глотком расколотый мир обретал единство и гармонию. Сквозь призрачные дворцы Диптауна прорастали башни Кремля, и нарисованные бездонные ущелья вдруг просвечивали асфальтом московских улиц. Это было странное чувство. Наверное, такое же испытывают изгнанники, возвращаясь на Родину. Сколько же я был в изгнании? Года два, наверное. Как говорилось в старом фильме: это от милиции не убежишь, а от себя — запросто! Два года я был в бегах, и бедная Вика вполне могла бы оклеить город объявлениями: «Пропал человек!»

Что же изменилось сейчас? Мы прошли «Лабиринт». Прошли вместе, сквозь страх и боль к надежде… Правда, настоящую боль довелось испытать не мне, а Маньяку и Падле. Девчушка постаралась… Тьфу ты, что из нее будет, когда она вырастет? В глубину вообще не сунешься…

Только много ли может изменить один день, много ли стоит надежда? Нет, врешь Писатель, не простая это программка, далеко не простая, и девчушка твоя, виртуальное чудо семи лет от роду, только кажется наивной…

Я вздрогнул — распахнулась входная дверь. Знакомые шаги. Вика вернулась.

— Ну, мне пора, — вдруг заторопился Маньяк.