— Сколько выпитого пива! — с ухмылкой добавляет Писатель, щелкает пальцами, и из ничего возникает доверху полная кружка. Он делает большой глоток. Жирдяй следит за ним жадным взглядом и облизывает губы.
— А гостям предложить, слабо? — укоризненно морщится толстяк.
— Прости, Жирдяйчик, — спохватывается Литератор. — Я не хотел тебя обидеть. Ты единственный из этой банды эгоистов, кто не утратил до конца высших нравственных ориентиров!
Мы обалдело переглядываемся: нам не послышалось? Это он про Жирдяя, насчет «нравственных ориентиров»? Должно быть, наш Писатель перегрелся на виртуальном солнце!
Толстяк смотрит куда-то в сторону и смущенно покашливает.
Писатель снова щелкает пальцами. Из ничего немедленно возникает стол, заставленный хрустальными кружками с пивом. А через миг Жирдяя подбрасывает в воздух и возникшее следом из пустоты удобное кресло подхватывает и доставляет его прямо к столу. В следующем кресле аналогичным манером размещается Писатель.
Мы встаем с травы и, слегка потоптавшись в нерешительности за спиной Жирдяя, хватаем кружки с пивом, которых, по счастью, куда больше, чем присутствующих персон.
— Я вас не приглашал, — сухо замечает Литератор.
— А нам по барабану, — замечает Маньяк. — Мы давно морально разложились и утратили нравственные ценности.
Шурка с удовольствием делает большой глоток. Остальным тоже особого приглашения не надо.
— Может, все-таки объясните, — говорит Падла, сдувая пену. — Какое отношение имеет
Девчушка показывает нам язык и прячется за широкой спиной Писателя, который как раз сотворил для нее бутылку лимонада.
— Как это какое? — улыбается Литератор. — Самое непосредственное! Когда я придумывал
— Погодите, а при чем здесь Дибенко? — спохватывается Жирдяй с интонацией человека, выигравшего в лотерею пятьдесят копеек.
— Практически ни при чем! — качает головой Писатель. —
— Да нет, не очень, — хмуро кривится Падла и показывает девчушке здоровенный кулак. — Только, по-моему, вы тоже допустили кой-какие пробелы в воспитании…
— Ну, я, конечно, не святой, — пожимает плечами Литератор. — Но не только я один
— «Невинные Забавы», например, — хихикает Жирдяй.
— Ой, а где это? — радостно удивляется девчушка. — Я еще ни разу не была в этом месте!
Писатель пронзает толстяка испепеляющим взглядом и смущенно бормочет:
— Поверь, милая, там нет ничего интересного… Вот видите, она уже очень самостоятельная девочка. Пришлось срочно организовывать «Лабиринт Мудрости». Здесь не только весело, но и занимательно. И главное, никакого насилия…
— Ну да, — кивает Маньяк. — Во всяком случае, не больше, чем в ваших книгах…
Неловкая пауза. Литератор внимательно смотрит Шурке в глаза. Потом оглядывается на девчушку и грозит пальцем:
— Опять ты что-то поменяла без спросу!
Ребенок возводит невинный взгляд к небу:
— Ну я же совсем чуть-чуть… Самую малость.
Писатель тяжело вздыхает:
— Вот видите. Просто не успеваешь за всем уследить!
Жирдяй нетерпеливо постукивает пустой кружкой по столу:
— Прошу прощения, конечно. Может, я что не понимаю… Но все же, какова роль Дибенко?
Снова услыхав свою фамилию, Дима приветственно машет рукой из беседки.
Писатель слегка раздраженно оглядывается:
— Дался вам этот Дибенко!
— Но ведь это не вы, а он придумал
— Да? А кто, по-вашему, придумал Дибенко? — хмурится Писатель и щелкает пальцами в сторону беседки: — Аминь! Рассыпься прахом!
Дима Дибенко пожимает плечами и покорно рассыпается…
Не веря своим глазам, Жирдяй и Маньяк мчатся к беседке и щупают прах. А дотошный толстяк еще на всякий случай заглядывает и в дибенковскую тарелку — словно коварный Дима и там мог спрятаться.
— Кстати, чем это он обедал? — с подозрением вопрошает вечно гастрономически озабоченный Жирдяй.
— Фугу в мундире, — беззаботно отмахивается Литератор. — Можете попробовать.
— Нет уж, спасибо. — Толстяк опасливо ставит тарелку на место. — Не люблю рыбу…
А Маньяк отряхивается от дибенковского праха и обвиняюще тыкает пальцем в сторону Писателя:
— Значит, это вы стояли за всеми его пакостями!
— Ну, это не самое удачное мое творение, — уклончиво замечает Писатель. — У него особая роль…
— Да уж, портить нервы всем честным хакерам, — вздыхает Падла.