Дипломатия и дипломаты. Из истории международных отношений стран Запада и России

Прошло несколько месяцев прежде, чем Рондо направил в Лондон подробный список русских галер, который достался ему «с большим трудом». На взгляд дипломата, это были единственные суда, внушающие Швеции опасения в случае войны с Россией. В том же донесении Рондо отмечал, что, судя по тому, что на верфях «в постройке постоянно находится множество галер», правительство намерено поддерживать галерный флот[727].

Свою информацию Рондо дополнял конкретными сведениями о военных кораблях русского флота (название корабля, число орудий, когда и где построен, куплен в Англии и в каком году, взят у шведов при военных действиях и в каком году, кем построен). Особо он подчеркивал, что ряд кораблей находятся в очень плохом состоянии. Практически все суда были построены английскими мастерами, либо закуплены в Англии. Рондо обращал внимание на то, что многие военные корабли, построенные в Архангельске и других местах, «утрачены или разломаны».

Надо отметить, что Рондо внимательно наблюдал за действиями российского правительства, направленными на улучшение состояния флота, 3 февраля 1733 г. он направил в Лондон обстоятельную информацию о деятельности комиссии, учрежденной императрицей «для приведения в порядок русского флота», который после кончины Петра Первого, на взгляд посланника, «находился в крайнем пренебрежении». Несмотря на то, что в Кронштадте красуется более 30 военных кораблей, едва 5–6 из них способны выйти в море, писал он. Учитывая это, государыня решила построить несколько военных кораблей в Петербурге и два – в Архангельске. Корабельный мастер англичанин Козенц, состоящий на русской службе, на днях должен выехать в Архангельск для постройки двух упомянутых кораблей. Впрочем, Рондо не сомневался, что от постройки этих судов толку будет мало, поскольку главные трудности, с которыми сталкивается русский флот, это недостаток в хороших моряках. Таковых «едва ли хватит теперь даже на упомянутые пять-шесть кораблей», констатировал посланник[728].

Не меньше внимания Рондо уделял и состоянию армии. В марте 1733 г. он внимательно следил за передвижением русских войск, готовых выдвинуться в Польшу в случае, «если бы поляки избрали (на вакантный пост польского короля – Т.Л.) лицо, неприятное Ее Величеству и ее союзникам». К своей депеше он присоединил также список войск, общая численность которого на тот момент составляла 56.968 чел.[729] В ответном послании госсекретарь сообщал, что король «принял к сведению» информацию Рондо и просил его быть «внимательным ко всему, что относится до этого обстоятельства. Собирать самые точные справки о каждом решении, о каждом шаге русского двора, не пренебрегая никаким случаем к доставлению…постоянных и правильных донесений»[730].

Судя по переданной в Лондон информации, Рондо активно собирал разведданные при дворе Анны Иоанновны. Но каким образом ему удавалось это делать? Кто являлся информатором британского дипломата? Как выясняется, самым главным источником для получения секретной информации для Рондо становились министры и придворные Анны Иоанновны. Так, дипломат очень быстро разобрался в расстановке сил при дворе и пользовался любой возможностью, чтобы войти в доверие к тем сановникам, которые могли поделиться с ним секретной информацией. Чаще всего ими являлись высокопоставленные чиновники, которые были «особенно расположены к англичанам», как, например, П.И. Ягужинский и Голицыны. В депеше госсекретарю от 17 сентября 1730 г. Рондо прямо называл их имена, подчеркивая, что эти люди знают, что «России выгодно жить в дружбе» с Англией[731]. Особенно Рондо заинтересовался Ягужинским после того, как тот занял пост генерал-прокурора. «Теперь Ягужинский первое по власти лицо после Ее Величества, – докладывал посланник госсекретарю 8 октября 1730 г. – Он вправе войти в любую коллегию и пересмотреть в ней все дела; коллегия должна слушаться его приказаний; даже Сенат не может предпринять ничего без его согласия….Надеюсь, что ваше превосходительство с радостью узнаете о его повышении, так как он всегда был особенно расположен к нам»[732]. Восхищаясь Ягужинским, Рондо в то же время сокрушался, что среди министров мало тех, кто симпатизировал англичанам. «Все же особенно досадно то, что среди всех лиц, стоящих у кормила, только Павел Иванович Ягужинский может считаться нашим действительным другом», – докладывал Рондо лорду Гаррингтону.[733]