Дипломатия и дипломаты. Из истории международных отношений стран Запада и России

Не удивительно, что уже в начале 1850 г., то есть задолго до того, как был издан фирман о протестантских подданных султана, Муравьев, говоря о возрастающем влиянии Англии в Святой Земле, не исключал и того, что наступит час, когда «можно будет видеть Иерусалим и все святые места в руках англичан»[928]. И почвой для горьких, но, как показал опыт Подмандатной Палестины, вполне реальных прогнозов, послужило наблюдение за совместной работой протестантской епископии и британского консульства.

И епископ Гобат и консул Дж. Финн в своих действиях всецело опирались на поддержку посла в Константинополе сэра Каннинга, который использовал свое влияние на великого визиря Решид-пашу и турецких министров, чтобы добиться значительных уступок Великобритании не только в военноэкономическом, но и в религиозном отношении.

Поощрение «англиканского миссионерства» среди православной паствы Восточных Церквей вело к ослаблению влияния Патриархов за счет перехода в протестантизм членов общин, на которых в дальнейшем могли опираться британские представители в целях расширения политического, коммерческого, религиозного присутствия в регионе.

Каннинг и Афон. Пристальное внимание Каннинга к конфессиональным вопросам распространялось не только на Сирию и Палестину, но и на другие вилайеты Османской империи, о чем, в частности, свидетельствует его посещение Афона осенью 1850 г.[929] Путешествие Каннинга на Афон и острова Эгейского моря было продиктовано соображениями служебной необходимости. Как писал дипломат адмиралу Паркеру незадолго до отправления из Константинополя, он собирался «посетить некоторые места, которые давно хотел взять под личное наблюдение в целях общественной службы» и «рассчитывал, с определенной уверенностью, на достижение своей цели»[930].

В другом письме к адмиралу от 4/16 октября 1850 г. задачи «морской прогулки» были прописаны более детально: «Цели этой поездки, – писал посол – состояли в посещении несколько мест, где обитают британские (ионические) семьи, занимающиеся торговлей и нуждающиеся в защите, не предоставленной им до сих пор в форме консульского представительства. Кроме того, я собирался связаться с монастырями на горе Афон, являющейся одной из твердынь русского влияния в этой стране. Есть основания полагать, что там недавно проводилась подготовка к приведению в движение какой-то активной интриги»[931]. Таким образом, намерение Каннинга лично убедиться в основательности «афонских слухов», было связано в первую очередь с обеспокоенностью активизацией российского присутствия на Афоне.

Внимание, которое начал проявлять дипломатический и синодальный Петербург к Святой Горе в канун Крымской войны, не могло не насторожить британских дипломатов, опасавшихся влияния России на Афон в связи с ростом русского монашества. В понимании Каннинга, Афон с его многонациональным населением и сложными межэтническими отношениями, как и святые места Палестины, обладал необходимым ресурсом, который можно использовать в качестве инструмента влияния в политическом противостоянии держав на Христианском Востоке.

Как выяснил российский посланник в Константинополе В.П. Титов, «афонская» миссия Каннинга заключалась в том, чтобы лично убедиться в достоверности информации «о военных боеприпасах и значительных запасах оружия, которые монахи скрытно собрали за стенами монастырей»[932]. Подобные подозрения, по мнению Титова, и вынудили Каннинга отправиться в «прогулочный» вояж к берегам Афона. Впрочем, посланник полагал, что «в этой ситуации визит сэра Стрэтфорда мог лишь быть благотворным, способствуя рассеиванию несправедливых и абсурдных подозрений»[933].

Кроме того, при посещении Афона Каннинг, как и другие британские дипломаты, использовал право британского покровительства греческим монахам с Ионических островов, находившихся под протекторатом Великобритании. Дипломатическая поддержка ионических греков являлась одной из главных «зацепок» британских послов для оправдания их вмешательства в дела Православного Афона[934].

Фирман 1850 г. о признании протестантов в Османской империи. Кульминацией влияния сэра Каннинга на этнорелигиозную ситуацию в ближневосточном регионе стало издание в ноябре 1850 г. фирмана, которым, турецкое правительство признало, наконец, за протестантами те же права, которыми пользовались остальные туземные христианские общины Османской империи. По примеру православных сообществ, главы которых несли ответственность перед Портой за свою паству, официальным представителем протестантов перед турецким правительством был назначен епископ Самуил Гобат.