Дипломная работа

… налицо изрядная беззубость спецслужбы. Излишняя её открытость мешает проводить хоть сколько-нибудь тайные операции. Офицерам приходится порой изрядно поломать голову, чтобы провести банальнейшую облаву на рынке без того, чтобы все заинтересованные лица не узнали о ней загодя.

Выстраиваются сложнейшие схемы, основанные не только на интеллекте и профессионализме, но и на личных связях. Пока связи не переходят в откровенное кумовство, на это не то чтобы смотрят сквозь пальцы, а скорее поощряют. Умение найти общий язык с кем угодно, выстроив агентурную сеть, порой важнее холодного интеллекта, лишённого социальной составляющей.

В перспективе такой подход позволит вылепить пристойную спецслужбу лет за десять. Благо, открытость позволяет хорошо видеть, кто на что способен, и руководящие посты, в перспективе, займут достойнейшие. А пока…

… что имеем, тем и пользуемся.

Сторонники «делать режим» в Кантонах есть, и своя сермяжная правда у них имеется. На короткий срок, да в предвоенное время, жёсткие методы могут оказаться полезными. На перспективу хоть сколько-нибудь дальнюю их польза уже не кажется сколько-нибудь очевидной.

Да и государство у нас специфическое, иммигрантское. «Закрутить гайки» сложно, почти невозможно, а вот потерять доверие общества при таком раскладе – легко. Вся суть нашего общества нанизана на концепцию вооружённого народа. Любая «жесточ» без очень веских доказательств необходимости оной, притом в каждом конкретном случае, обернётся против спецслужб взрывом общественного негодования, и хорошо, если обойдётся без бунта и стрельбы.

– «Аврора» причалила, – выдохнул один из портовых рабочих товарищу, проходя мимо меня спешным шагом, мало не срываясь на несолидную трусцу. Руки прямо на ходу обтирают ветошью, спецовки добротные, как и положено уважающим себя мастеровым.

– Хто? – влезаю с вопросом, глупо открыв рот, обрамлённый неряшливым волосом.

– «Аврора», дяревня, – усмехнулся тот, чуть дёрнув в мою сторону глазами, – это…

– Брось, Фомич! – дёрнул его за рукав приятель, пряча ветошь в карман, – Давай поспешим, а то опять из-за голов будем выглядывать! Моя ежели узнает, што мог автограф у Егора Кузьмича и Александра Фроловича взять, ан не взял, так поедом есть будет!

– Да, – согласился второй, – твоя…

… маскировка работала на все сто, образ сутуловатой деревенщины, пытающейся показать себя справным мужиком, удался.

– Ус отклеился… – прошептал Санька, и я заполошно схватился за лицо.

– Опять со своими враками?! Сердце в сапоги чуть не сбёгло!

– Х-хе! – ухмыльнулся брат, поправляя на плече тяжёлый мешок, набитый барахлом, с каким приезжают свежие переселенцы.

– Х-хе, – передразнил его я, поправляя свою ношу и сутулясь пуще прежнего. Благочинный из прикрытия, изображающий подвыпившего конторского, зашёл тем временем вперёд и пошёл, уперев руки в бока и всячески отвлекая внимание задиристой походкой и поведением первого парня в маленькой деревне. Физия такая задиристая и наглая, что сразу видно – человеку хочется поиграть в «морда-морда, я кулак, иду на сближение!»

– «А хорошо актёрствует!» – невольно оценил я, снова поправляя мешок. Не сам собирал, а готовенький получил, притом собранный человеком городским, бестолковым. Не тяжёлый вроде, а всю спину, зараза такой, отмандякал!

– Затейники, ети… – бурчу негромко, делясь с миром плохим настроением, – старики разбойники! Што дядя Гиляй, што Жуков – два сапога пара, и оба на левую ногу сшиты! Провокация, ети их медь…

– Не гунди! – весело отозвался брат, шаркая рядом разбитыми ботинками, – Ишь, гундяй какой нашёлся! Согласился с планом? Вот давай, ссутулься ишшо посильней, морду… морду оставь, она у тебя чичас аккурат как у деда Филимона с ево почечуем[67]. Помнишь?

Он весело пхнул меня плечом, скалясь кипенно белыми зубами, ещё по-детски острыми, с не избытыми до конца зубчиками.

– Тьфу на тебя с разбегу! – чортова железяка в мешке, долженствующая защищать мою спину от пули, угробит меня надёжней возможного британского снайпера!

– Ага… – невнятно отозвался брат, прислушиваясь к чему-то вдали. Через несколько секунд донеслась заполошная стрельба, еле слышимая в звуках порта.

– Уби-или! – ввинтилось в уши комариным писком.

– Вот… – повернулся ко мне Санька, раздувая по-звериному тонкие ноздри, – а ты говорил…

На конспиративной квартире стащил наконец с потной головы лохматый каштановый парик, и с мычанием начал отдирать приклеенные усы и бородёнку с морды лица.

– Я воду уже поставил, Егор Кузьмич, – сунулся в комнату благочинный, – сейчас нормально умоетесь.

– Благодарю…

– Александр Яковлевич, – понял мою заминку контрразведчик, крепкий сухощавый мужчина лет двадцати пяти, с лицом усреднённого европейца.

– Благодарю, Александр Яковлевич, – с меня не убудет, а ему приятно.

– Понимаю, что вы фору многим из нас дадите, – чуть замялся он, – но инструкции… К окнам не подходить, разговаривать шёпотом.

– Принято, – киваю послушно, – даже переодеваться пока не будем на всякий случай.