Дипломная работа

— Не знаю, што и делать, — делился проблемами Матвеев, прибывший в Ле-Бурже сразу после нашего прилёта из Марселя, — хучь плачь! Оглоблей скоро офицерьё гонять буду, ей-ей!

— Да вон… — коммандер мотнул головой, — хоть у Анатолия спроси! Уж на што человек выдержанный, а и то звереть начал.

— Евграф Ильич несколько утрирует ситуацию, — блеснул пенсне Луначарский, — но ситуация и правда нездоровая. Право слово, какая-то дурная самодеятельная театральщина! Оторопь берёт иногда, настолько всё странно и…

— Мстюны! — прикусив пустую трубку, рявкнул Матвеев, перебивая моего помощника, — А што?! Так и есть! Разобиделись вон… на всё, по их мнению плохое и етот… как там бишь?

— Крестовый поход, — подсказал Толик.

— А… он самый! — благодарно кивнул военный атташе, — Ходют и ходют…тьфу! И главное, ета… самодеятельность! Перемкнуло што-то в головёнках, набриолиненных на прямой пробор, так што я даже и просчитать не возьмусь, как и когда оно выстрелит.

— Выстрелит, это не так уж и… — начал было я, прикидывая ситуацию.

— Образно! — рявкнул коммандер, — Этих, с голубыми кровями, будто под хвостом наскипидарили! Глаза выпученные и вою много, а што, как, где…

Матвеев раздражённо пожал плечами и крепче вцепился зубами в изрядно погрызенный мундштук.

— Ага… — сказал я озадаченно, переглядываясь с Санькой, — То есть хоть стрельба, хоть провокация, а хоть бы… вообще что угодно?

— Угу, — промычал коммандер.

— Русские кантоны и иже с ними, как образ врага, — пояснил спокойно Анатолий, — это уже идеология. Ещё не государственная, но поощряемая властями. А Егор де-факто — Враг Номер Один.

— Ебическая сила, — выдохнул Санька.

— Эпическая? — вопросительно поправил Луначарский, не тая улыбку. Признавая таланты Чижа, он всё тщится сделать из него человека интеллигентного…

… но это же Санька! Мне даже интересно, кто там кого в этой битве интеллигентской придури и деревенского невежества переборет. Брат не дурак, но иногда баранится просто потому шта!

— Не… — мотанул головой брат, — ебическая!

— Во-во! — кивнул коммандер, — Выдрать с корнем эту заразу, ликвидировав ково-то одново, хер выйдет!

— А может… — Санька замер сусликом, не сразу отмерев, — не будем резать хвост по частям, а?!

Видя наше непонимание, он зачастил:

— Навстречу ударим! Егор, ты сам ведь говорил, что Париж в настоящее время исчерпал себе, а?! Если уж лезут сами, то может, сыграем мал-мала в поддавки, и прогнёмся там и тогда, где нам и надо?

— Ага… — подскочив, я зашагал по кабинету, — то бишь играем в поддавки так, что меня как бы выпихивают из Парижа… или вообще в глушь?

— В глушь, — закивал Матвеев, знакомый с моими планами и хотелками, — но формально! Как его… штобы все понимали, что если формально ты где-то што-то… то виноват и не ты, а эти… голубых кровей. Обидочка штоб у добрых французов осталась, на недобрых царёвых выкормышей. А к тебе — полное сочувствие и понимание.

— А потянем? — интересуюсь у военного атташе.

— Угум, — сжав трубку, он кивает болванчиком, — легко! Они же дуриком… не так, штобы агенты или што, а так… вавка в голове и высокие идеалы Самодержавия и крепостничества. Сколько их, белой кости, в Париже? Не одна тыща, так?

— Поболее десяти, — отвечаю уверенно, — и это если совсем белой. С разночинцами так и за двадцать будет, мне кажется.

— Неужто из этих тыщ нужных нам дуриков не подберём?! — вдохновляется моими словами коммандер.

— Недооценка противника… — начал занудно Анатолий.

— Оцениваем мы их как должно, — отмахнулся Матвеев, — не боись! Страховка с подстраховкой и планы на все случаи составим! Мы ж Егора не как живца, а как бы! Чем ждать и терпеть, подготовим несколько этих… сценариев, и по надобности и сыграем, а?!

Глава 2

— Акцентик… — вздохнул Санька, полужидкой медузой сползая с дивана и раскидываясь прямо на полу просторной гостиной в нашей парижской квартире, — вот же ж! Проще никак?

— Не… — вздоху моему позавидует иная корова, — нам ведь не полемику надо в газетах разворачивать, а для особо мнительных зацепочки психологические выстроить. Такие типусы нужны, што сами себя накручивают, и в строчках газетных, даже и самых невинных, двойное дно норовят увидеть.

— А может, ну его? — заныл брат, повернувшись набок и оперевшись на локоть, — Попроще никак?

— Не тот случай, Сань, — пригорюнившись, отзываюсь с дивана, на котором устроился с ногами, — Ты ж знаешь, что я не сторонник излишне закрученных шахматных комбинаций в жизни…

Брат явственно хмыкнул, но смолчал.

— …но тут — надо! Мы ж хотим на лучших чувствах французов сыграть, а здесь тонко работать придётся.

— А надо ли? — перебил меня Адамусь, подобравшись в огромном кресле, — Остроумные комбинации парижане любят!

— Так-то да, — соглашаюсь с ним, поставив на подлокотник огромную кружку какао и смахивая крошки от печенья с губ, — но есть подвох! А ну как почувствуют себя одураченными и оскорблёнными? Тут же не сколько остроумие, сколько игра на лучших чувствах французов. И противник у нас тоже непростой.