Дипломная работа

— Да уж, — уныло протянул Чиж, снова раскинувшись крестом на полу и глядя в высокий потолок с лепниной, — свора эта великокняжеская, да камарилья придворная! Париж чуть не пригородом Петербурга мнят!

— А я о чём?! — дёргаю плечом, — Дворцы, дома, знакомства за десятки лет… понимать надо!

— Так… — задумался Адамусь, — а если заметки из Африки зачастить в газеты? И там уже — акцентики!

— На сословиях, а?! — филином заухал Илья, оторвавшись таскания конфет из вазы вперемешку с шумным сёрбаньем кофия, — Дескать, такой-то почтенный член Фолксраада сделал што-то там… не суть важно! С приписочкой, что он — бывший крестьянин из села Голозадово-Голодаевка, к примеру. А ныне… ну, бал даёт благотворительный. Можно даже и приврать чутка, ради красного словца!

— Да и врать не придётся, — тихохонько засмеялся Санька, — потому как когда мужик устраивает посиделки для соседей, это просто посиделки. А если тот же мужик в миллионщики выбился, или в члены Фолксраада, то уже — приём!

— Идея! — признал я, делая пометку и расписывая подробности, предлагаемые возбуждёнными парнями.

— Улыбочки! — оттолкнувшись спиной, Санька вскочил на ноги и закружился в пируэте, награждая воздух размашистыми ударами пяток.

— Противненькие! — остановившись, он отобрал у Ильи развёрнутую конфету, и сунув её за щеку, ткнул в меня пальцем, — Как ты умеешь!

— Я?!

— Могёшь, — весомо подтвердил Илья, снова зарывшись в вазу, где навалом лежало с десяток видов конфет.

— Ты, ты! — закивал Адамусь, — Не замечал? На заводе улыбочек твоих пуще выговоров боятся! Ну-кась, представь, что ты того молодого, как его…

— Жерома, — подсказал Санька, шурша фантиком наперегонки с Ильёй.

— Во, его! — закивал Ивашкевич, — Да не мне! Перед зеркалом!

Послушно встав перед трюмо, старательно представил, что стою перед молодым и самонадеянным парнем, и…

— … в морду хочется сунуть, — констатирую удивлённо, — себе же, а?! Думаешь, стоит растиражировать?

— Ещё как! — убеждённо отозвался брат, — Ты только представь, если нужному человеку, да в нужном месте! До мурашек пробирает! Если уже наскипдарены, то и сунутся к тебе со скандалом — на раз-два.

— Так улыбаться надобно, штобы никто не видел, — педантично уточнил литвин, — помимо него, разумеется!

— Ну, не знаю… — я потёр губы, будто снимая ухмылочку, — тут же, ети, талант нужо́н!

— Гадостную такую, эт да, — засмеялся Военгский, — но если посольские и те, ково знают за наших людей, начнут улыбаться при встречах с ненашими? А! Здесь, кстати, анекдотцев можно серию пустить, попошлее, оно тогда улыбочка сама и будет лезть.

— Есть такое… — чуть задумавшись, припоминаю папочку с мелкими гнусностями имперских посольских, лежащую у Матвеева. По мелочи: грехи содомские, выходки пьяные и такое всё… не поощряемое обществом, да попротивней чтоб. Ну и анекдотцами разбавить, да! С карикатурами.

Не я нарушил наше негласное перемирие, и если власти Российской Империи не могут одёрнуть зарвавшихся подданных, а напротив, гласно и негласно поощряют к гадостям, то…

… идей у меня много. Особенно почему-то к слову "Самодержец" похабщины весёлой много в голову лезет.

— Через Жан-Жака можно подойти, — предложил брат, — тесть его… ну, пусть будущий! Он же в издательском деле человек не последний? Воот…

— Подойти-то можно и без Жан-Жака, — возражаю я, — Весь смысл в том, чтобы это была не наша интрига, а пляска на граблях этих… из монархической камарильи.

— А если утечку? Ну… чево-нибудь! — прочавкал брат.

— Жопа слипнется! — прикрикнул я на него, — Хорош конфеты жрать, в самом деле! Как сухарики грызёшь, право-слово! Што за утечка-то?

— Да подумал… последняя, не смотри так! Подумал, што вокруг нас репортёры вьются, да в друзья набиваются, так? Не нас конкретно, а вообще, — помахал рукой с зажатым фантиком Санька, — так почему бы и не слить? Как бы невзначай.

— Идея, — признал я, — конкретика есть у ково?

— Так-так-так… — вытянулся сусликом литвин, подскочив с кресла, — Жопошничество!

— Чево, блять?! — вылупился я ошарашенно на Ивашкевича.

— Жопошничество, — ухмыляясь до треснутых губ, подтвердил Адамусь, — согласно британским традициям!

— Ещё раз, — попросил его, не уловив идеи, — только теперь с пояснениями. Традиции британских школ знаю, переведи теперь на язык родных осин!

— Так вы… — с видом полного превосходства поглядел на нас Адамусь, принимая наполеоновскую позу, — о Пажеском корпусе какие слухи ходят?

— А-а… — хлопаю себя по лбу.

— Бэ! — передразнил он, — Я и говорю — жопошничество! Чуть ли не обряд посвящения при поступлении через порванную сраку устраивают.

— Ну… — начал неуверенно я, — это уже, думаю, вряд ли…

— Я тоже так думаю, — перебил меня литвин, — но ведь есть? Есть разговоры? Пажеский корпус, как рассадник… и далее, вплоть до Преображенского полка.

— А! Понял! Кропоткин как раз в своих "Записках революционера" недавно писал, — я закрыл глаза и начал цитировать по памяти: