А с провизгом там или как, дело десятое. И главное — не себя даже, а своих людей защищает, как старший по званию. Мелькает что-то такое в речах, что старший — он, и вся ответственность, соответственно — тоже на нём.
Внушает. Глядя на них, понимаю, почему британцы построили величайшую Империю. Национальный характер, воспитание или даже дрессура — не суть.
Допрашивать мы их даже не стали, да и что важного могут знать низшие чины Британского флота? Ноль! Кастовость там абсолютная, неформального общения между кастами попросту нет!
Оказали медицинскую помощь, вымыли, переодели, да и заперли в карцере, где условия, между прочим — вполне. Карцер на "Авроре" не за-ради мучительства провинившихся матросиков, и тем более не канатный ящик.
Так… скорее чтобы был, с прицелом, пожалуй, скорее медицинским. Самое то, если кто из экипажа дристать начнёт дальше, чем видеть, или шанкры от сифилиса на залупе доктор обнаружит. Обычная комната с двухярусными койками, только что в трюме, ну и дверь усиленная. Вот, собственно, и все строгости.
Атмосфера за обедом едва ли не Рождественская, необыкновенно христианизированная и благолепная.
— … матушка-богородица отвела, — слышится то и дело, и персты в головы, в животы, в плечи! Морды торжественные, будто после причастия, и никому дела нет, кто там тремя перстами, кто двумя.
А я… лицедействую. Морда лица умеренно благолепная, и тоже — крещусь. Но тоска…
Это ведь отборные, и не по крепости вере отбирали! Хотя… с Мишки станется! Хорошо, если так. То есть… плохо, конечно, что брат слишком религию с политикой увязывает, очень плохо!
Но с другой стороны, а чего я хотел? Обратился бы к Феликсу, получил бы экипаж из марксистов…
… и вот этот разнобой меня не очень радует. Оба ведь — фанатики!
Адольф Иванович, наш медикус из студентов-недоучек, всё подливает мне красное вино, разбавленное гранатовым соком.
— Тунца, Егор Ильич, — журчит он, взявшись ухаживать за мной, — Савва незадолго до боя выловил! Свеженький! И может, печёночки?
Убедившись, что я пусть и не слишком охотно, но заставляю себя есть пищу, сугубо полезную для творения крови, Адольф Иванович немножечко сбавляет напор. К счастью! Очень уж он болтлив.
Впрочем, это единственный серьёзный недостаток нашего врача, да и то — временами. Словоохотливость его пусть порой и раздражает, но в общем-то, она скорее уместна для корабельного медика, тем более, что и запас историй у Елабугина почти бесконечный, да и рассказчик он отменный.
Человек дельный, да и недоученность, между нами, спорная. Диплома у него пока нет, и учился он, как многие студенты из бедных семей, с перерывами. Годочков уже под тридцатник, так-то!
Адольф Иванович и фельдшером успел побывать, притом деревенским, и скотину пользовал, и на войне показал себя. А ещё тюрьмы, ссылки… не без этого. С интересной биографией человек.
Ну а самообразование — можно сказать, конёк нашего медикуса. Большой любитель мешать передовые методы с народными.
— Я, Егор Кузьмич, британцам немного кокаина оставил, — журчит он, — так, знаете ли… успокоить немного.
— Господь с вами, Адольф Иванович! — моментально понял я нехитрый подходец, — Ничего с ними не будет! С капитаном — да, могли быть варианты. А с этих-то што взять?!
— Так я могу быть… — начал он осторожно.
— Адольф Иванович! За кого вы меня принимаете? Я даже в вельде, когда мы от британцев Мишку выцарапывали, раненых британцев не добивал, а лечил!
— А… — замер сусликом медик, — простите, Егор Кузьмич! Нас… меня, похоже, неверно информировали о вашем… хм, характере.
Гляжу, и рожи у доброй половины экипажа тоже — неверно информированные, виноватые… Этакая коллективная псина, наделавшая кучу на ковре гостиной и осознающая промашку.
— Н-да… — уткнувшись глазами в тарелку, терзаю тунца, — надо будет потом посмотреть на информатора. Сдаётся мне, што гадость эта, с информированием, может быть очень неспроста!
— Британцы! — стукнул ладонью по столу Карл Людвигович, поймав момент дзена, — Ну точно! А я-то…
Все разом загомонили, и все-то они, оказывается, подозревали враки! Но… и куча причин, почему они вот этак, а не так!
Перевести разговор на нормальные рельсы удалось только минут через десять, и я сразу же решил прояснить судьбу британцев, во избежание домыслов.
— … побудут в карцере, — рассказываю, повысив голос, — а потом, в одной из условленных точек, передадим ребятишкам Косты. Посидят морячки где-нибудь на сильно отдалённой ферме до конца войны, да на этом и всё!
— Так может, книг им… — Адольф Иванович сделал вопросительное выражение лица.
— Ну… подберу им што попроще, — киваю согласно.
— Диккенса? — со скепсисом спросил Санька, сидящий напротив, — Прочее, што на английском, у тебя и вовсе мудрёное!
— Библию могу дать на английском, — предложил капитан, и на моё удивление пожал плечами, — случайно завалялась!
Медик, чувствуя себя виноватым, затараторил с удвоенной скоростью.
— Я знаете ли, немного с ними разговорился, — рассказывал он, дирижируя вилкой и гримасничая живо — что, впрочем, в его исполнении выглядит органично, — ещё когда перелом их главному вправлял.