Директива Джэнсона

Джесси легко перескочила через большую корягу, лежавшую поперек тропинки.

– Я все время возвращаюсь к одному и тому же: зачем? Зачем весь этот обман? Его все любят. Он стал героем нашего времени, черт побери.

– Бывает, даже святым есть что скрывать, – возразил Джэнсон, осторожно обходя корягу. – А что, если его родственники запятнали себя связями со «Скрещенными стрелами»? Опять же не надо забывать, что речь идет о стране, где у людей долгая память, где полстолетия одни репрессии сменялись другими, где целые семьи, включая детей и внуков, уничтожались или отправлялись в ссылку только из-за того, что кто-то совершил ошибку, примкнув не к тем, к кому нужно. Сменяющие друг друга циклы насилия и мести были движущей силой истории Венгрии двадцатого века. Если у тебя в прошлом есть пятно, вполне объяснимо, что ты стремишься от него убежать, оставить его позади любым допустимым способом. Бабушка Гитта – не единственная, кто живет здесь прошлым. Задумайся. Скажем, родители этого человека были членами «Скрещенных стрел». Что бы он ни делал, это всплывало бы снова и снова – в каждом интервью, каждой беседе, на каждом совещании.

Джесси кивнула.

– Как сказано в Книге Иеремии: «Отцы поели кислых плодов, а у детей оскомина».

– Возможно, все именно так просто и объясняется, – сказал Джэнсон.

И все же он подозревал, что на самом деле ничего простого здесь нет. У него в подсознании смутно маячила мысль – даже не мысль, а тень мысли, неуловимая, но постоянно присутствующая, назойливая, словно крошечное насекомое. Бледная, едва различимая – но тем не менее она была здесь.

Если бы только сосредоточиться, отключиться от всего остального и сосредоточиться…

Прошло несколько мгновений, прежде чем Джэнсон понял, что за звук разнесся по склону холма. Этот звук тоже был слабым и почти неразличимым, но, как только Джэнсон сосредоточил внимание на слухе, он узнал его источник, и у него учащенно забилось сердце.

Это был женский крик.

Глава двадцать седьмая

О господи, нет!

Не обращая внимания на хлещущие колючки бирючины и разросшиеся плети плюща, Джэнсон побежал по извивающейся тропинке вниз по склону. Перескакивая через валуны и продираясь сквозь густые кусты, он следил только за тем, куда ставит ногу; один неверный шаг на такой предательской почве мог запросто привести к растяжению связок или чему-нибудь похуже. Джэнсон приказал Джесси немедленно вернуться к «Лянчии»: если враг доберется до машины раньше, это будет катастрофа. Молодой женщине приходилось бежать в гору, но она неслась проворно, как газель, и должна была уже быть у цели.

Через несколько минут, чуть запыхавшись, Джэнсон добежал до полуразрушенного дома, в котором жила старуха. Крики прекратились, сменившись чем-то еще более зловещим: полной тишиной.

Дверь была распахнута настежь, а за ней Джэнсон увидел картину, навсегда запечатлевшуюся в его памяти. Благородный кувас лежал на боку; выпотрошенные внутренности валялись блестящей красной грудой на половике, и в холодном воздухе над ними поднимался легкий пар. В стоящем рядом кресле-каталке лежала Гитта Бекеши, женщина, пережившая красный террор и белый террор, кровавые сражения двух мировых войн, танки 1956 года, эпидемии и природные катаклизмы. Ее лицо было закрыто подолом платья из грубого муслина, задранного наверх и обнажившего дряблое белое тело – и выпавшие на его долю немыслимые ужасы. Серебристая кожа была покрыта затейливым узором маленьких красных ран – каждая из которых, как хорошо было известно Джэнсону, была нанесена кинжалом. Убийцы вонзили острое лезвие в тело несколько десятков раз. На обнаженных руках и ногах были видны красно-синие пятна, оставленные пальцами. Женщину держали, пытая острием кинжала. Из нее старались вытянуть какую-то информацию? Или просто наказывали за то, что она уже сообщила Джэнсону?

Какое чудовище способно на подобное?

Выйдя из минутного оцепенения, Джэнсон огляделся вокруг. На полу и стенах алели свежие брызги крови. Безжалостное зверство было совершено только что. Незваные гости Гитты Бекеши своей расторопностью не уступали жестокости.

Но где они сейчас? Далеко они уйти не могли. Должен ли он сам стать их следующей жертвой?

Сердце Джэнсона забилось в медленном, мощном ритме. Предстоящая встреча наполнила его не беспокойством, а странным возбуждением. Старуха стала легкой добычей убийц; но тот, кто так с ней обошелся, скоро узнает на своей шкуре, что теперь ему предстоит иметь дело с серьезным противником. По его телу разлилась такая знакомая волна бешеной ярости, и он обрел в ней утешение. Это чувство найдет выход.

В голове прозвучало произнесенное в издевку замечание Дерека Коллинза: «Джэнсон, насилие – это то, что получается у вас очень, очень, очень хорошо… Вы говорите, что устали убивать. А я вам отвечу, что настанет день, когда вы поймете: только так вы способны ощущать себя живым».