Директория. Колчак. Интервенты

Гуревич добавил, что в Приморье сейчас приходится иметь в виду и опасность «толкнуть вправо умеренно-буржуазные группировки и уничтожить демаркационную линию, которая отделяла их от воинствующей реакции».

Краснощекова, видимо, нисколько не убедили эти соображения. Он ответил, что ему достаточно известно положение во Владивостоке (в этом, конечно, нельзя было сомневаться).

«Вы, – продолжал он, – с такой же таинственной и сугубой осторожностью подходили к Хадабулаку[80] и Чите… приезд вашей делегации не изменит положения… в понедельник вопрос будет решен, и спор будет иметь только исторический характер».

11 ноября удалось связаться по аппарату с приморской делегацией, докатившейся наконец до Читы.

Делегация несомненно опоздала. Из сообщения ее председателя Бинасика было ясно, что делегация не смогла даже сделать заявление от имени Временного правительства и что и совету управляющих, и народному собранию Приморья придется сделать одно: выяснить свое отношение к вновь избранному в Чите правительству. Делегация была поставлена перед фактом избрания этого правительства.

По принятому проекту Краснощекова, являющегося фактическим творцом читинских событий, правительство ДВР составляла семерка, обладающая всей полнотой законодательной и исполнительной власти, при ней, ею же назначаемый, деловой совет министров.

В состав правительства вошли: Краснощеков, Матвеев, Никифоров, Румянцев, Иванов, Бреусов и Кузнецов. Таким образом, и второй член делегации – коммунист Румянцев оказался в составе правительства ДВР. Человек незначительный, он тем не менее был нужен в этот момент для нажима на фракцию крестьянского большинства Приморского народного собрания. По миновании надобности он быстро был снят со своего высокого поста и великодушно возвращен Владивостоку.

Остальные три члена делегации были в оппозиции краснощековскому проекту и не только теряли значение, но вместе с ним и необходимую возможность сношений с пославшим их правительством.

Им всегда приходилось очень торопиться при пользовании телеграфом, или что было еще чаще – таковой при их появлении оказывался занятым.

11 ноября был сформирован и совет министров в числе 13 человек. Краснощеков принял на себя ведение иностранных дел, Никифоров – государственно-политическую охрану и Румянцев – социальное обеспечение.

Самостоятельная позиция Владивостока явилась досадной задержкой в той работе, которую, надо в этом признаться, до сих пор блистательно выполнял Краснощеков. В сложной обстановке он оказался твердым реальным политиком, неуклонно идущим к поставленной цели.

Упорство Владивостока надо было ликвидировать. Для этой цели были пущены в ход все так или иначе полезные силы: пресса, народное собрание, профсоюзы, партизаны и пр.

Результаты почувствовались незамедлительно. Местные большевики решили 13-го приступить к выборам областной семерки и ликвидации народного собрания.

Владивостокская милиция заявила о подчинении Чите. Действительно, инспектор милиции, как оказалось, получал директивы не от своего начальства – Приморского управления внутренними делами, а от усилившего свою деятельность Дальбюро ЦК РКП. Управляющий внутренними делами Гуревич заявил о выходе в отставку. Это, конечно, меньше всего огорчило коммунистов, овладевших без помехи столь важным аппаратом, как милиция.

Между тем на плечи Временного правительства, при общем финансовом затруднении, сваливалась новая неожиданная забота: англичане доставили во Владивосток около 3000 бывших русских пленных в Германии. Размещение и устройство их в переполненном городе, при захвате огромного числа помещений интервентами, было делом нелегким. Я принял заботы на себя. Огромными усилиями военного ведомства дело было улажено.

Тем не менее и это обстоятельство было использовано – Центральное бюро профсоюзов Владивостока усиленно стало «требовать» исключительных забот правительства о военнопленных и немедленной отправки их на родину. Между тем ДВР, заявившая о запрещении пропуска через границу с советской Россией, упорно молчала на все запросы по этому поводу.

Эвакуация задерживалась. Военнопленные начинали винить во всем правительство.

Во все ведомства сыпались приказы и распоряжения из Читы, всюду в управлениях оказались свои люди, их противодействием работа стопорилась, служащие, сбитые с толку, с трудом несли свои обязанности.

По городу упорно ходили слухи о поголовном вооружении коммунистами грузчиков, об организации рабочих рот. Правительственные осведомительные органы менее всего осведомляли обо всем, кажется, только правительство.

Это с одной стороны.

С другой – началось определенное оживление и в правых группировках. Действительная свобода печати обеспечивала возможность газетной склоки обоим враждующим крыльям. Только правительство не имело своей газеты и свободно подвергалось ударам с обеих сторон.

Эсеровская «Воля» все время оглядывалась налево. «Слово» печатало портреты бывшей царской семьи и вздыхало о прелестях монархии. «Красное знамя» упорно вело к власти Советов и как к временному этапу на этом пути – к Чите.