– Да то! – Люн встала, – что вы слепые. Неужели же ты думаешь, что можно быть по-настоящему счастливыми и ничего не видеть? Это счастье дураков или страусов. Кротик, поверь мне, вы должны прозреть, да хотя бы лишь для того, чтобы не попадать на Арон и не мучиться там. А ведь ваши души на нем, ну просто-таки сгорают заживо. И ты даже не представляешь себе, какая эта боль. И все это не день и не два, а сотни лет. Нет, – девочка вздохнула, – ты просто не понимаешь.
Антон задумался. Действительно, в словах этого, пусть и по каким-то неземным меркам ребенка, было много горькой правды. И что это, в самом деле, за счастье такое, жить и ничего не видеть. Ну, пусть видеть: землю, воду, воздух. Но не видеть самого главного, самих себя не понимать. Оставаться одинокими во Вселенной, в той Вселенной, в которой так много жизни.
– Люн, – сказал он наконец, взяв девочку за руку, – я полечу с тобой, ты меня убедила. Но все же позволь мне самому все рассказать Кате. Я уж, по правде признаться, и сам не знаю, как это сделаю, но я постараюсь не слишком обидеть ее.
– Обидеть? – Люн отдернула руку, – да ты можешь ее убить. Знаешь ты это, чурбан ты эдакий? Ведь эта девушка, она любит тебя. Если ты вообще способен понять значение этого слова, – Люн отвернулась.
Антон встал и, подойдя к полупрозрачной стене квартиры, посмотрел куда-то вдаль.
– Я сделаю все что смогу, – произнес он холодно, – все, что в моих силах. И прошу, не терзай ты больше меня, ведь я же тоже не железный и Катя мне очень дорога.
На это Люн как-то недовольно фыркнула и, даже не оборачиваясь, полезла к себе на второй уровень.
Антон рассказал обо всем уже после обеда, ближе к вечеру. Но, конечно, не упомянув того, что собирается лететь на далекий Сатурн с призрачной девочкой. А Катя, – она словно бы и вправду уже знала об этом, отчего и не отреагировала слишком остро. Она только побледнела как полотно, а затем медленно прошла к их кровати и, бессильно завалившись на нее, тихо заплакала. Через некоторое время Антон услышал и Люн. Девочка спускалась со своего этажа. Потом она с совершенно каменным лицом молча подошла к нему, ненадолго остановилась, чуть наклонила голову и плюнула ему прямо под ноги. После чего прошла к кровати, села рядом с девушкой и стала ее утешать. И хотя Катя не могла ее слышать и Люн сама это прекрасно знала, но плач после этого и вправду как-то стал слегка затихать. В ту ночь Антон спал опять на кушетке. А Люн, просидев так с девушкой пока та не уснула, отправилась к себе. Она, видимо, как-то почувствовала, что Кате нужно было побыть одной, пусть даже и во сне.
Наутро Катерина поднялась первой. Она подошла к Антону, который тут же проснулся, и ласково погладила его по голове. Она уже совсем не обижалась на него. После чего отправилась к своей полупрозрачной плите готовить завтрак.
– Ты когда уезжаешь? – спросила она наконец, даже не оборачиваясь.
– Кать, когда ты скажешь, – постарался успокоить ее Антон. – Но, конечно, слишком долго я здесь оставаться не могу.
– А когда вернешься? – тут голос девушки слегка дрогнул.
– Как можно скорее.
Он стал лихорадочно в уме прикидывать, сколько может продлиться его полет. Если они, конечно, будут лететь так же быстро как и Люн, то есть изо всех сил, то примерно за месяц смогут добраться до места. Ну, там еще сколько-то, примерно неделя. И потом месяц назад. Так что в итоге получалось не слишком-то много.
– Самое быстрое через два с половиной месяца, – произнес он.
– Нет, – ответила ему Катя, остановившись, – так быстро ты не вернешься, я чувствую. Как минимум год, а может и дольше. Если бы только два месяца, то тут и разговора бы такого не было.
– Я постараюсь, – грустно ответил Антон.
Он, на самом деле, и вправду совершенно не представлял сколько может продлиться его путешествие. Люн-то, вон, тоже на полгода улетала, а вернулась лишь через два. Но все равно, он постарается и сделает все возможное.
Наконец со своего уровня спустилась и Люн и, подойдя к Антону, тоже примирительно погладила его по руке. Потом она подошла к Кате и изучающе посмотрела на нее. И только после этого, по всей видимости, немного успокоившись, проговорила:
– Все, кротик, хватит слез и прощаний пошли на улицу пробовать. А то, может, ты и вообще еще никуда не полетишь.
Антон промолчал. После чего неторопливо прошел в ванную, включил там воду и сделал Люн знак, чтобы та шла к нему.
– Слушай, – сказал он тихо, – ведь не могу же я просто так разговаривать с тобой. Хочешь, чтобы меня опять за сумасшедшего приняли? И потом, куда пробовать-то, белый день на дворе, давай лучше ночью, когда народа хотя бы на улице нет.
– Как скажешь, – рассеянно ответила девочка.
Она на самом деле уже не столько думала о предстоящем полете, сколько с любопытством смотрела на ванну, в которую набиралась вода.
– А это вы зачем делаете? – спросила она, указывая на воду.
– Люн, это ванна, и мы в ней моемся. Наливаем воду и лежим в ней. Намыливаемся еще.
– А можно и мне попробовать?
– Да пробуй конечно, – Антон пожал плечами, – но тебе зачем?
– Мне интересно, – ответила Люн.