Состояние его тела внушало серьезные опасения. Медицинские нанонические пакеты уже исчерпали свои возможности, очищая кровь, и теперь могли только предотвращать повторное кровотечение из блокированных кровеносных сосудов. Нейронаноники еще удерживали обезболивающую блокаду, но этого было уже недостаточно. Холодок онемения распространялся по раненой ноге, лишая его последних сил. Каждое движение давалось с трудом, а мускулы становились ненадежными, как у старика. За последние часы у него случилось несколько приступов судорог, сотрясавших руки и вообще всю верхнюю часть тела. Нейронаноники оказались неспособны ни предотвратить, ни остановить их. Ему приходилось просто лежать на дне лодки, глядя в пульсирующую красноту, и ждать, пока судороги стихнут.
В такие минуты ему казалось, что он видит самого себя: крошечная скорченная темная фигурка на дне ялика (такого, какой он украл, когда тот еще был окутан иллюзией), уносимая по жаркой белой реке, протянувшейся чуть ли не до конца мира. Вокруг той реки не было ничего: ни берегов, ни деревьев. Поток извивался в красном мареве серебристой лентой, покачивающейся под легким ветерком, а далеко-далеко наверху ускользающим дразнящим огоньком мерцало пятнышко звездного света. Вокруг него на грани слышимости шелестели чьи-то голоса. Он не мог разобрать ни слова, но почему-то был уверен, что разговор идет о нем. Он улавливал только тон: насмешливый и пренебрежительный.
Это был не просто сон.
Лодка мягко покачивалась на воде, а Чаз вспоминал былые миссии, давних товарищей, прежние битвы, победы и поражения. Зачастую он даже не знал, за кого и ради чего сражается. На правой он стороне или нет? Да и как он мог узнать об этом? Он ведь наемник, человек без принципов, всегда готовый к насилию, жестокости и смерти. Он сражался за того, у кого было больше денег, в интересах компаний, плутократов, а иногда и правительств. В его жизни не было места понятиям правоты и неправоты. И так было намного легче, ему не приходилось принимать важных решений.
Светлая лента реки уносила его все дальше и дальше по красному небу. Вся его жизнь заключалась в странствиях. Чаз мог увидеть, откуда он вышел и куда направляется. Но пункты отправления и назначения не играли роли. А вот остановиться он не мог. Разве что спрыгнуть с лодки и утопиться в этом бескрайнем коварном небе.
Когда-нибудь так и случится, думал он, и торопиться не стоит.
Былая решимость еще не покинула его, не бросила на произвол мимолетной жалости к себе и растущей озабоченности физическим состоянием, поддерживала его. И он радовался этому. Он будет продолжать идти вперед вплоть до горького конца. Звезда мигала, словно передавая светосигналы. Теперь она казалась ближе.
Нет, это не просто сон.
Чаз рывком приподнялся, опасно качнув лодку. Две деревни, обрамлявшие устье притока, остались позади. Лодка вынесла его в Джулиффу. С северной стороны не было никаких признаков Топи Халтайна, занимающей весь берег. На его взгляд, река тут уже вполне могла перейти в океан. Океан, устланный снежными лилиями настолько, насколько хватало мощности его зрительных имплантов. Здесь был конечный пункт их континентального странствия. Растения громоздились в четыре или пять слоев, сминали друг друга и потихоньку гнили. Их плотное лоскутное одеяло служило превосходным отражателем карминного сияния, испускаемого облаком, отчего весь мир превратился в безразмерную красную туманность.
Жалкая лодчонка, качаясь и поскрипывая, увлекалась течением все дальше в плавучую массу снежных лилий. Чаз инстинктивно вцепился в борт. Он пережил неприятный момент, когда под носом лодки что-то булькнуло и вспучилось, но осадка была настолько мелкой, что судно просто поднялось чуть выше и поплыло вперед. Наемнику казалось, что лодка уже скользит не по воде, а по толстому слою гниющей растительности.
При всей своей неимоверной массе снежные лилии не могли затормозить мощное течение реки. Лодка стала набирать скорость и отошла от южного берега с его почти непрерывной чередой деревень и мелких городков.
Угроза опрокидывания миновала, Чаз отпустил борт и снова лег на спину, тяжело дыша лишь от того, что ему пришлось приподняться. Массивный красный полог облака покрылся оранжевыми разводами вихря, центр которого находился где-то далеко впереди. Над ним перевернутой спиралью вились громады облаков, слой за слоем втягиваясь в чудовищную, не меньше двадцати километров в диаметре, воронку, поднимаясь вверх, к неразличимой из-за расстояния вершине этого центростремительного водоворота.
Чаз вдруг понял, что резкий оранжевый оттенок тучам придавал источник яркого света. А под этим источником во всем своем великолепии раскинулся столичный город Даррингхэм.