— Этот смертный сам не понимает, кем тебя считает, — нехотя признал демон. — И не друг, и не враг, а… так. Он и любит тебя, и ненавидит. Его душа залита черной завистью, но в сердцевине ее вижу проблески горечи от того, как он с тобой поступил. Он предал тебя, соратник, да ты и сам это знаешь! Его раздирают муки совести, но верни все назад, и он поступил бы точно так же.
— Ты ничего не знаешь! — запальчиво ответил ему бард.
— Не знаю, — легко согласился демон. — Но вижу тебя насквозь. Ну что, соратник, отдаешь его мне? У этого неумирающего кончились жизни — я сумею поглотить его душу.
— Алекс, ты еще успеешь меня убить, — тихо сказал Инфект. Он не молил, не ныл, лишь закусил нижнюю губу. — Дай мне все объяснить, и после решишь, что делать…
— Сожри его, Деспот. — Я выпустил трос.
В распахнутую пасть демона бард упал молча.
[1] Деспот вольно цитирует слова Глеба Жеглова, персонажа романа братьев Вайнеров «Эра милосердия».
Глава 26. Друг-враг
Когда я выбрался из капсулы, Маркус уже прилично набрался и стоял в коридоре уровня погружения, ожидая меня, чтобы сказать:
— Просто хочу, чтобы ты знал. Зла не держу, никаких обид. Все, что было на Демонических играх, останется здесь же.
Он протянул руку, обдав алкогольным духом, но у меня еще не стерлись из памяти его издевательства. И плевки в лицо тогда, когда они были необязательны. Его рука повисла в воздухе, и он, едва ворочая языком, зло сказал:
— Ну же! Ты что, обиделся? Да брось, это все всего лишь игра!
— Всего лишь игра? То есть вы не расстроитесь, когда я разнесу ваш клановый замок? Ну а что, это же всего лишь игра… — Покачав головой, я закончил: — Без обид, мистер Янссон, но для меня это не просто игра.
— Ну-ну, парень… Думал, ты умнее.
— Я не ищу врагов, мистер Янссон. Не волнуйтесь за свой замок, — сказав это, я оставил его.
— Не думай, что я испугался, паренек, — бросил он мне в спину и закричал: — Не обделайся от собственной крутизны! Какой ты мне враг? Твои дни сочтены, посмотрим, как будешь разговаривать после ликвидации!
Одну неприятную встречу тут же сменила другая. Малик и Мелисса перехватили меня у лифтов. Вот уж кого видеть совершенно не хотелось.
— Алекс! — Девушка приблизилась и схватила меня за плечи, затрясла. — Ты должен дать нам возможность все объяснить!
В памяти вихрем пронеслось: ее визит с Лиамом и его оскорбления, их совместные фотографии, поцелуй с Маликом. Нет, не обиду они всколыхнули, а будто сорвали кожу с мертвеца, и полился гной. В общем, гадостно стало на душе.
— Должен? — Я криво усмехнулся и спокойно продолжил: — Вы же сами на весь мир орали, что не хотите иметь со мной ничего общего. Вспомни, как ты меня назвала, Мелисса: зазвездившийся кусок дерьма. С чего бы мне измениться?
Кэрри втиснулась между мной и девушкой и, обернувшись, спросила:
— Вызвать охрану?
— Алекс, прошу! — взмолился Малик.
— А ты, бывший друг, говорил, что устал от моего высокомерия.
— Ты все понял неправильно! — ответил он, чуть не плача.
Слышать его скулеж было противно. Ладно Тисса, с ее предательством я давно смирился, но этот? Видеть его не могу, особенно сейчас, когда он потерял все, а оттого выглядел жалко.
Я отказался и от охраны, и от дальнейших разговоров с бывшими друзьями и, не оборачиваясь, молча зашел в кабину удачно подъехавшего лифта. Меня распирало от желания поговорить с ними, выслушать и разобраться, но при этом зудело опасение, что эмоции хлынут через край, и я просто набью Малику рожу. И тогда — уже вполне справедливо — буду дисквалифицирован. Да и не лучшее место эта парочка выбрала для признаний. К тому же что они могли мне сказать?
Уже в лифте, пока не захлопнулись створки, я обернулся. Малик открыл рот. В его глазах появились слезы, но он промолчал. Мелисса же запальчиво крикнула:
— Все было ради тебя, Алекс! Ради…
Двери закрылись, заглушив звуки снаружи. «Ну да, конечно, ради меня», — зло думал я. Мне было плевать, я и без того знал, как они попытаются выгородиться. «Прости, Скиф, мы думали, что тебя убьют сразу, а потому решили дистанцироваться от тебя, чтобы попытаться самим достать эссенцию», — сказала бы Мелисса. А Малик бы добавил: «А чтобы нам поверили, мы устроили театральную постановку на виду у всех…»
Даже если так, я не собирался их прощать. У них была возможность посвятить меня в свой заговор! Почему не сделали так? Зачем пробили в моей душе дыру, в которую засасывает все: силы, радость, веру в людей. Да я чуть с ума не сошел от отчаянья! Они так искромсали мне сердце предательством, что я скорее прощу Маркуса, плевавшего мне в лицо, чем этих двоих!..
За ужином Николя-Филипп — оборотень-фокусник Мессия — занял единственное место за столиком, где еще недавно я страдал от одиночества. Его отвергли и бывшие союзники, «дестеры», и новые, «маркеры».
От Дестини тоже все отвернулись, даже лучшая подруга Белла, но девушка нашла себе место возле меня — расположившийся было рядом Ренато Лойола нехотя пересел, шепнув мне:
— Не спи с ней, даже если очень хочется. Дес — мастерица медовых ловушек, подцепит, потом пожалеешь!