Дискета мертвого генерала

Радист хотел было рассмеяться, но вовремя подавил в себе это безрассудное желание. Поначалу, связываясь по ночам с человеком мафии, он говорил исключительно тихо, чуть ли не шепотом, но по мере того как время шло, а ситуация на «Пеликане» продолжала напоминать мышиную возню, Игорь окончательно уверовал в отсутствие на корабле «завуалированных» сотрудников Службы безопасности. Единственным человеком, с кем он по-прежнему держался настороже, был сам «кэп» Дорофеев. Штатный радист «Пеликана» приходился Дорофееву племянником и вдруг неожиданно заболел, так же как и второй механик, за день до отплытия, а на его место приказом контр-адмирала Шпаркова назначили Игоря. Возможно, что именно этим и определялось отношение капитана к радисту. Хотя, может быть, и иначе.

Прохоров достал из кармана рубашки, того самого, где лежала дискета, пачку сигарет «Кэмел», протянул продолжающему разговор радисту, но тот только отрицательно замотал головой. Вадим пожал плечами, щелкнул по дну пачки указательным пальцем, выбив несколько сигарет, зажал одну из них губами, вытащил и поднес к ее концу дорогую американскую зажигалку «Зиппо», подарок Наташи на день рождения. Нажал на золотую кнопку… и от удивления выронил сигарету на пол. Радист поспешно прервал разговор и рывком повернулся в сторону двери.

В проеме стояла Наташа. Она как-то странно взглянула сначала на Прохорова, затем на радиста, потом перевела взгляд на лежащую возле ножки кресла сигарету и все еще горящее желто-синим цветом пламя бензиновой зажигалки. Затем зачем-то машинально провела ладонью по волосам, будто приглаживая растрепавшуюся на ветру челку, и тихо спросила:

– Вадик, что ты здесь делаешь?

– Я… так, зашел… поболтать.

Прохоров плохо соображал, что говорит, рассеянно озирался на Наташу, стоящую в зияющем чернотой тропической ночи дверном проеме, на радиста, будто заживо замороженного. Хотя нет, глаза Игоря были живыми, даже чересчур живыми. Они уничтожающе испепеляли незваную гостью и готовы были выпрыгнуть из орбит, лишь бы только вернуть все обратно, на десять секунд назад. Наконец Игорь недвусмысленно взглянул на Прохорова, тот сразу пришел в себя, сотворил на испуганной физиономии жалкое подобие радостной улыбки, подошел к Наташе и обнял ее за плечи.

– Пойдем в каюту, девочка моя, пойдем…

Он едва ли не силой развернул ее на сто восемьдесят градусов, ухватил за руку и потянул вниз по лестнице. Дверь радиорубки тут же захлопнулась, и в замке дважды повернулся ключ.

– Ты что, следишь за мной? – Прохоров быстро шел впереди, не оборачиваясь и не наблюдая за реакцией Наташи на его слова. – Я же сказал тебе, что хочу немного отдохнуть. А тут заметил, что в рубке свет горит, вот и зашел. Штурмана я плохо знаю, да к тому же он слишком увлекся своим пасьянсом… – Вадим Витальевич распахнул тяжелую, ведущую к жилым каютам членов экспедиции дверь, расположенную в носовой части палубной надстройки, и прошел внутрь, увлекая за собой Наташу. Десять ступенек вниз, несколько шагов по коридору, и они уже стояли перед дверью каюты номер пять. Прохоров торопливо достал ключ, открыл и вошел, включив свет. Взгляд его непроизвольно упал на иллюминатор, сразу же превратившийся в зеркало. Наташа, немного поколебавшись, перешагнула порог и закрыла за собой дверь.

– Налей мне выпить, – попросила она Вадима, слегка дотронувшись до его спины. Позавчера вечером они открыли, чуть пригубив перед сном, бутылку сухого вина, которая сейчас стояла в антенном шкафчике, рядом с Наташиной косметикой и электробритвой Прохорова.

Вадим Витальевич сразу же почувствовал облегчение, кивнул, не оборачиваясь, и повернулся чуть вправо, открывая створки встроенного в стену шкафа. Он достал бутылку «Рислинга», два высоких бокала на витых ножках, разломанную на стеклянном дымчатом блюдце плитку шоколада с орехами и поставил все это на стол.

– В конце концов, сегодня мне совершенно расхотелось спать, – заключил он, разливая вино в бокалы. – И мы обязательно должны отпраздновать наш успех. Это же надо, – он постарался выглядеть как можно более бодрым, поднял, взяв за ножки, бокалы и повернулся, намереваясь своей непосредственной улыбкой окончательно успокоить Наташу, в глазах которой, когда он последний раз в них заглядывал, застыла печать недоверия.

Но, обернувшись, Прохоров едва не выронил, как это уже случилось с сигаретой, наполненные сухим «Рислингом» бокалы из французского стекла. Его натянутые нервы зазвенели, как струны на гитаре сумасшедшего музыканта.

Прямо ему в лицо смотрел своей черной смертоносной дырой зажатый в дрожащей руке Наташи пистолет. Это был довольно редкий для России «браунинг» самой последней модели, калибра сорок пять миллиметров. Одного выстрела из этой игрушки было вполне достаточно, чтобы сквозь дыру в корпусе «Пеликана» тотчас засвистел ночной океанский ветер. При стрельбе из такого оружия с расстояния двух метров шансы Прохорова остаться живым равнялись одному против миллиона.