– Какое же ты, Вадим, все-таки ничтожество. Ты даже не способен отличить актерскую игру от настоящего чувства, – палец с фиолетовым ногтем, и без того сильно нажимающий на спусковой крючок, напрягся еще больше. – И пусть ты оказался работающим на мафию подонком, пусть ты нелюдь, согласный передать страшное орудие в руки жаждущих власти ублюдков, я все же хочу, чтобы ты знал… Я действительно любила тебя, но ты, продажный, ничтожный, жадный мерзавец, все испортил!..
Наташа готова была разрыдаться, слезы одна за другой сбегали из ее больших глаз, оставляя на бледных щеках, с которых незаметно пропал красивый шоколадный загар, темные следы размазанной туши для ресниц. Ее тонкая, изящная ручка, словно в судороге крепко сжимающая тяжелый «браунинг», дрожала все сильнее и сильнее. Она прямо на глазах впадала в глубокую, словно океанская впадина, истерику.
И Прохоров понял, что у него появился шанс.
Он не нашел ничего лучшего, чем резко выплеснуть вино из обоих бокалов в лицо Наташе. Этим ему удалось выиграть ровно секунду. На какое-то время Наташа растерялась, а Прохоров стремительно бросился вперед, буквально на лету хватая женщину за запястье сжимающей пистолет руки, уводя ее в сторону и вверх, а другой сильно толкнул Наташу в грудь. Она вскрикнула, потеряла равновесие, в падении попыталась схватиться свободной рукой за край стоящего рядом стула, как будто он мог помешать ей упасть на пол, а затем сильно ударилась затылком о металлический дверной косяк и сползла вниз. В ту же секунду ее палец чисто машинально нажал на спусковой крючок «браунинга».
Раздался глухой хлопок, чем-то отдаленно напоминающий вырвавшиеся из бутылки с шампанским газы. Пуля ушла в переборку, отделяющую каюту номер пять от каюты номер семь, где жили Славгородский и помощник Вадима, Михаил Гончаров. Входное отверстие чернело на десять сантиметров выше привинченной к полу койки, примерно на уровне груди, если представить себе спящего на ней, как обычно – лицом к борту, человека. Расположение пятой и седьмой кают было абсолютно симметричным, а это означало только одно – одна из двух коек в соседней каюте находилась точно там же, где та стояла в каюте Вадима и Наташи. Часы показывали около половины четвертого ночи. Трудно себе представить, чтобы в такое время или профессор, или Михаил решили прогуляться по кораблю.
От внезапного предположения у Прохорова похолодело внутри. Кто спал на ближней к простреленной переборке кровати, он не знал…
Вадим Витальевич притих, напряженно вслушиваясь в звенящую в ушах тишину, нарушаемую лишь едва уловимым шумом океанских волн, и ничего не услышал. Он взглянул на лежащую с полуприкрытыми закатившимися глазами Наташу, освободил из ее обмякшей руки тяжелый «браунинг», засунул его за ремень на брюках и прикрыл сверху надетой навыпуск рубашкой. Осторожно просунул руки у нее под мышками, постарался приподнять и прислонить к стене. Проверил пульс и место, которым Наташа ударилась об острый угол дверного косяка. Пульс был устойчивый, рана не слишком глубокая. Возможно, здесь даже не понадобится вмешательство врача.
Прохоров огляделся, ища в каюте подходящий вместо веревки материал, затем быстро достал объемистый дорожный чемодан с Наташиными вещами, взял из него две пары капроновых чулок и крепко стянул ими руки, заломленные за спину, и ноги все еще пребывающей в беспамятстве женщины. Потом с огромным трудом поднял ее на руки и перенес на кровать, подложив под голову чистое полотенце. Этого было вполне достаточно, чтобы вытекающая из раны кровь успела свернуться, не запачкав предварительно все постельное белье. Возможно, этот факт сможет пригодиться в самое ближайшее время.
Прохоров еще раз внимательно оглядел каюту, поднял с ковра чудом не разбившиеся бокалы, поставил их на стол рядом с бутылкой «Рислинга», причесался перед висящим у входа зеркалом, открыл дверь каюты, выглянул. Убедившись в отсутствии в коридоре кого бы то ни было, быстро вышел и запер за собой дверь, положив ключ в карман.
Спустя минуту он уже стучал условным сигналом в дверь радиорубки. И как только Игорь впустил его, Вадим Витальевич начал торопливо, но обстоятельно рассказывать об инциденте в каюте. Не забыл и про дыру, оставленную в переборке пулей сорок пятого калибра. Радист побледнел, сел на стул и, пристально глядя на Прохорова, дрожащими руками прикуривавшего сигарету, закусил губу.
– Значит, тому и быть, – после секундного молчания выдавил он и стал быстро отбивать одному ему знакомый позывной. Ответили почти сразу и дали разрешение говорить по спутниковой связи. Игорь надел наушники, жестом показав Прохорову, чтобы тот взял трубку. На связи был сам шеф.
– Мастер, у нас ЧП, – ледяным голосом произнес радист. – Нас «раскололи». Пока об этом знает только сучка нашего друга, оказавшаяся сотрудницей СБ, но она надежно изолирована в каюте.
– Что?!! Так…