Дискотека. Книга 2 [СИ]

Следующим уроком была литература, и Элина снова, а Ленка подивилась, и не надоест же ей, взрослой и неглупой вроде тетке, выразительно закатила глаза, оглядывая копну золотисто-белых волос.

— Ах, Каткова Елена… Ты бы хоть косы, что ли, заплела. Для приличия.

— А что, так неприлично? Мне одной заплести, или пусть (Ленка оглянулась на девочек) все остальные тоже заплетут?

— У остальных на головах нет такого безобразия, Каткова.

— Могу принести детские фотографии, Элина Давыдовна, — предложила Ленка, раскрывая тетрадь и укладывая на парту учебник, — у меня там волосы точно такого же цвета. И как меня только в детсаду терпели.

— Дневник, — металлическим голосом сказала Элина, — двойка за поведение на уроке.

Ленка пожала плечами и встала, подошла к учительскому столу, кладя на него раскрытый дневник. Элина покусала тонкие, ярко накрашенные губы. Положила руку на желтоватые страницы. И злым ясным, наигранно утомленным голосом спросила, выводя жирную двойку, такого же цвета, как помада:

— У тебя что, Кат-ко-ва, месячные в полном разгаре?

Класс за Ленкиной спиной грохнул, веселясь. Ничего не видя, она дернула дневник из-под руки, вернулась, подхватывая учебник, подняла дипломат и еле успела прижать замок, с ужасом представив, как он раскроется, выбрасывая на пол книжки и тетради, и ей придется на корточках все собирать. Но обошлось, и, прижимая его к себе, быстро вышла, застучала каблуками по коридору к лестнице. В зеркале мелькнуло кривое лицо с темными глазами, пролетели волосы и воротничок рубашки.

— Эй, Каток! Ленка!

Санька Андросов догнал, тяжело и быстро топая, пошел рядом по ступеням, толкая ее плечом.

— Ты ебнулась, да? Чего с тобой блин? Они же тебя в жопу загонят теперь, тоже мне ленин на броневике.

— А пусть, — сказала Ленка, стуча каблуками, — брошу на хуй.

— Ого, — Санька коротко хохотнул, — наша Каток матом ругается. Довели до ручки. Короче, ты это. Не припухай. Скажу Олеське, она отмажет, наврет, медпункт закрыт, а у тебя пузо прихватило. Поняла? Если что, завтра так и говори. Пирожков несвежих обожралась. Тебя простят, ты ж отличница.

— Спасибо, Сань.

— Та иди уже.

Ленка замедлила шаги. Вот ему она и сказала бы, наверное. Про Панча, и вообще. Но Санька остался, не пошел вниз, стоял, сунув руки в карманы, смотрел сверху. И она поняла, для него она та же самая Ленка Каток, это неясно хорошо или плохо, он все равно любит свою Олесю и ленкины новые волосы не сделали ее лучше. Но и хуже не сделали, напомнила она себе. И кивнув, ушла в гардероб, влезла в клетчатое некрасивое пальтишко. И потом, он нужен ли ей? Конечно, нет, вернее, не так, как мечталось раньше, когда дежурно влюблялась в Саньку каждый сентябрь, будто она Викочка Семки со своими регулярными новыми влюбленностями. Другое нужно было, чтоб как друг. Выслушал.

Она бежала, забыв накинуть капюшон, не к остановке, та как раз под окнами кабинета литературы. А в сторону стадиона, проскочить дорожку, мостик, и пойти дальше пешком, потому что домой рано, еще четыре часа где-то надо болтаться, или придется врать маме, а что соврешь с такой перекошенной рожей.

За спиной посигналили, Пашкин голос с веселым раздражением прокричал:

— Ленуся, блин, ты совсем глухая?

— Паша!

Она взлетела к открытой дверце, бухнулась на сиденье, теплое и пружинистое, сунула вниз дипломат, а Пашка уже дергал свой грузовичок, рычал и взревывал, давя педали, двигая ручку скоростей с черным круглым набалдашником.

— Фу… как хорошо, что ты ехал.

— Так у меня гараж тут. С нового года ставлю своего динозавра. Нормально, до дома десять минут, бегом если. И дежурка всю ночь открыта, можно хоть утром машину ставить. Гуляй не хочу.

Пашка засмеялся, глядя вперед, сморщил ровный короткий нос. Отнял одну руку и положил ее на ленкино колено.

— Школьница! Блин, я везу школьницу, Ленуся. Кайф такой. Еще бантики тебе.

— Фу. Замолчи. А то выкинусь нафиг на дорогу.

— Чего? — он кричал, чтоб перекричать рев мотора, смеялся, убирал руку и тут же снова трогал Ленкино колено. В кабине крепко пахло бензином, сигаретами и старой кожей.

— Ты куда едешь? Можно с тобой?

— Я в рыбколхоз, на Сипягино. Потом в Камыш. Но это долго, Ленуська, часа три придется кататься. И в кабине сидеть, пока я там с накладными.

— Вот! Отлично. Давай часа три. Как раз. Я посижу.

Когда Пашка подвез Ленку к автовокзалу, уже темнело, зажигались в жиденьких сумерках сочные желтые фонари. Поворочавшись, он схватил ее руку, притягивая к себе через круглый набалдашник ручки скоростей.

— Ты теперь просто обязана меня поцеловать, Ленуся. Сама. За то, что я такой прекрасный.

Ленка фыркнула, вывертываясь и отбирая руку.

— Паш, ну перестань. Пожалуйста. У меня и так день через задницу, что там дома еще…

— Ленуся, обижусь. Ну, ты мне сколько будешь голову крутить? Я жду-жду тебя.

— Господи, как тебе не надоест, а? Мне что, прятаться, если ты едешь или идешь? Значит, если три слова сказали, друг другу, я тебе уже голову кручу?

— Ладно, иди уже, — печально сказал Пашка. И вдогонку добавил скандально, — но я все равно обижаюсь, поняла? И жду! Ты обещала!