Со стороны розового зала заиграла бравурная музыка, громко и победительно запели главные герои, захлопали деревянные сиденья и поднялся шум, постепенно стихая — народ уходил в другой выход, удаляясь от кафетерия. Оля сидела с таким уверенным на лице удивлением, что Ленка смешалась и покраснела, маясь тем, что снова сморозила глупость, кажется изрядную. Как цветок, ага…
И одновременно ужасно сильная пришла тоска, уколола под ребра, как укусила, из-за этого вот «с дуба упала», которое они с Валиком говорили друг другу. И следом — память о сне, в котором плеск воды, провисающие реденькие стенки палатки и он, голый, таким приснился. И тот поцелуй, во сне, совсем не такой, как их единственный, в жизни. Но это ведь сон.
— Ленк, надо идти, уже девять. Слушай. Ты кино и жизнь не путай, поняла? А то, как лопух последний, веришь всякой ерунде. Любовь есть, да. А вот это вот, ах, и покатились валяться голые, это все сказки. Для красоты. На самом деле мужик хочет, баба дает. И тогда у них может что-то получиться. Ну там встречаются. Или семья там, дети. Или вот, как я хочу, пусть знает, что я его люблю совсем. И будет делать, что хочет, но будет это знать. Ну, я не могу сказать яснее.
Она поднялась, застегивая пальто и накидывая косынку на волосы. Ленка тоже встала, вешая на плечо сумочку. Спускаясь по плоским ступеням в вестибюль, спросила негромко, тыкаясь к уху идущей ниже Рыбки:
— И когда? Прям вот вот щас?
Та пожала плечами.
— Ну… ну, может на восьмое марта. Он меня пригласил. В кабак. И в гости. Чего ты бормочешь там?
— Хорошо не двадцать третье февраля хоть. День советской армии. Отечество защищать…
— Тю на тебя, Малая!
Глава 3
Иногда случался совершенно восхитительный вечер, весь из теплого синего света, мягкий, как кошачия лапка, и после тишайшей ночи из лапки этой вдруг вынимались острые когти ледяного ветра, и попробуй спрячься от него. Негде. Хорошо в такой день остаться дома, думала Ленка, спотыкаясь каблуками на замороженной комками глине — после недавних унылых дождей, но дома сидит мама в отгулах, да и тошно там, потому что одно и то же вокруг, привычное до сведенных скул.
Скорее бы уже тепло, скорее бы прошел дурацкий февраль, в котором радости всего-то две штуки — Олин день рождения, да ее — Ленкин. Оля февраль почти начинала, празднуя десятого числа, а Ленка заканчивала, в аккурат двадцать восьмого. И разница в две недели была у них предметом дежурных шуток. Правда, сама Оля свой день праздником никак не считала, и вечно из года в год, сколько были они знакомы, десятого числа у нее то ссора с родителями, то непонятки с сестрами, или просто — настроение жуткое. Ленку это удивляло. Ну да, зима, самая такая паршивая, с ледяными ветрами, зимними стылыми дождями или скудным колючим снежком. Но ведь единственный день в году, который принадлежит только тебе. Твой день. Значит, хоть этим февраль становится лучше, а лето и весна — там и без именин полно всяких радостей.
— Чего будешь делать, десятого? — спросила Ленка в автобусе, качаясь рядом с Олей в душной толпе, вперемешку горячей и стылой.
Оля пожала плечами. Сказала привычное:
— Та…
Ленка терпеливо ждала. Через четыре остановки вышли, и, наклоняя головы, отворачивая лица от укусов ветра, быстро пошли к тяжелым дверям под бетонным козырьком.
— Пленку, — спохватилась Ленка, — надо пленку дощелкать, чтоб проявить. Рыбища, не падай духом, мы с тебя кинозвезду сделаем, хочешь? На улицу не пойдем, в хате пощелкаем. Со вспышкой. Портреты! Клево будет.
— Та, — раздумчиво ответила Оля, открывая дверь и стряхивая с рукавов белую мокрую слякоть, — ну…
— Надо только подумать, где. А то на всех фотках мой диван и ковер с тиграми.
Они ушли в самый дальний угол гардероба, выискивая вешалку поуютнее. Повесили пальто и теперь шарили в карманах, вынимая мелочь, чтоб ее не вытащил кто-нибудь другой.
— У меня нельзя, — сказала Рыбка, — батя возбухать начнет, ну его. Викочку давай раскрутим. Она чето дуется снова. На нас.
— Не Викочка, а сто рублей убытку, — согласилась Ленка, — надо ее вытащить на дискотеку, мы видишь какие стали учоные деффки, с нового года что, два раза всего и были?
Оля покивала. И не стала, как Ленка опасалась, упрекать ее в том, что не поддерживала компанию. Дискотечные вечера для обеих отошли на второй план, из-за парней, мысленно усмехнулась Ленка, поднимаясь следом за Олей по лестнице и мелькая в зеркалах светлой копной волос. Вот только ее подруга не знает, что Ленка имела глупость влюбиться в мальчишку, совсем зеленого, да еще и брата. Нет уж, никому она об этом не расскажет, обойдутся. Ленка представила, как изменится у Оли лицо, и она посмотрит с выжидательным удивлением, требуя объяснений.
— Кто с Викусей поговорит? — спросила Оля и закричала в раскрытые двери кабинета, — Настя, я щас, место держи мне!
— У них сегодня УПК, я позвоню ей вечером, — Ленка помахала рукой и побежала в другой конец коридора, где за фанерной перегородкой орали и бесились пацаны, готовясь к уроку военной подготовки.