Дискотека. Книга 2 [СИ]

— Ладно, — Димон кивнул, берясь за открытую дверцу, беги уже, чудо в перьях. Я за сигаретами, и к ним тогда. Посветить?

— А? — уже стуча каблуками по тротуару вдоль пустых скамеек и черных кустов в палисадниках, Ленка кивнула на бегу, — да, да, спасибо. Посвети.

Включились фары. Ленкина тень быстро шла впереди нее, такая странная, окруженная ярким и низким светом, а вокруг — сплошная темнота, полная ветвей, листьев, запаха цветов и дальнего моря.

У подъезда Ленка повернулась, махнула рукой, и фары погасли. Переводя дыхание, она уже медленнее обогнула куст крыжовника, который вольно раскинулся в стороны и вверх.

И встала, настороженно глядя на темную фигуру на темной скамейке, еле видную после яркого света в глазах. Сделала шаг, другой, стараясь не отходить от куста и готовясь быстрее проскочить мимо, ныряя в открытую дверь подъезда.

— Лен? — сказал темный силуэт.

И тут у Ленки упало сердце, скакнуло в путаницу колючих ветвей и замерло там.

— Малая… Лен…

— Валя, — ответила она шепотом, качнувшись вперед, повела рукой по темному воздуху.

Он видел ее, когда шла, конечно, видел, а еще наверняка слышал, как они с Димоном стояли, и Ленка быстро и горячо говорила, подходя вплотную, почти прижимаясь. Сидел тут и видел. А еще у нее был выпускной и там ее ударил Бока, а все смотрели, и после она шла по песку, голая в свете фар. И чуть было не осталась в квартире у Кинга, до самого утра. А он бы тут сидел… Ждал ее. Но оказалось сейчас, что неважно вообще все, кроме последнего, насчет — ждал бы. Ужасаясь тому, что почти произошло, она сказала еще, совсем шепотом, уже шагнув к скамейке, к темной высокой фигуре, стоящей там.

— Валинька.

Почему-то не Валик и не Панч. Совсем другое. О нем.

У него на рубашке были железные пуговицы, одна давила Ленка в щеку. А за ними слышалось его сердце и еще тихий хрип, где-то в легких, при каждом вдохе.

— Лен, — сказал он сверху и одновременно изнутри, там, где щека и пуговица. Обнял сильнее, сцепляя на ее талии руки.

Она хотела сказать, про сердце, пошутить. Что его на месте, а ее — осталось в крыжовнике. Но это было длинно, и неважно. Потому сказала совсем коротко, оторвав лицо от пуговицы и кармашка, поднимая его, наконец, чтоб увидеть в сумраке его белеющие скулы и черные волосы. И глаза.

— Пойдем.

Валик кивнул. Ленка, переступив каблуками, оторвалась, но тут же обхватила его вокруг пояса рукой, прижалась, уводя от скамейки.

— Мы уходим?

— Да. Подожди, хорошо?

Он снова кивнул. И засмеялся.

Ленка вздохнула, мелко ступая, пошла, никак не убирая руку с ремня на джинсах. Подумала успокоенно о том, что в кошельке есть деньги, и даже отец выдал ей целых десять рублей, пятерка из них тоже лежит в кошельке. Если не ходят автобусы, можно уехать на такси. Даже и лучше на такси. Там темно и они будут сидеть рядом.

В узком зеркальце Ленка видела глаза водителя и как он смотрит, то на дорогу, то на них. Она тоже время от времени поворачивалась, чтоб увидеть Панча, и он поворачивался к ней. В плывущем мягком свете глаза казались совсем темными, а лицо меняло выражения. Его руки держали ее ладонь. Запястьем Ленка ощущала шершавую ткань на его колене. Вдруг машину тряхнуло, и у нее все заныло внутри, все стало неудобным — поворот кисти, его пальцы на ее пальцах, поза с напряженной спиной и занывшая шея. А еще заболела улыбка, будто она приклеена и клей высыхает, стягивая кожу.

По бледному лицу мальчика прошла косая тень, мелькнула поверх нее другая. Он чуть наклонился, приближая лицо.

— Что с тобой? — улыбнулся, бережно приподнимая ее ладонь, чтоб не встряхивало вместе с рывками машины.

И все прошло. Оказалось, смутно поняла Ленка, ей страшно. Что он, сидя на лавке, слушая, понял, она — другая. И не улыбнется ей. Но он улыбнулся, и с безмерным облегчением пришел новый приступа страха, уже о скором будущем. Он просто мало знает, шептал ей страх, ну что он там видел… А скажи ему про Кинга, и про Пашку Санича. И поглядишь, выдержит ли его улыбка. Или не говори, и все время бойся, что скажет кто-то еще.

— Малая, — сказал в ухо теплый голос, — Ма-ла-я, Ле-на. Ты не забыла, что я тебя люблю?

«Он не знает», страх вплетал свой шепот в тихий голос, не давая Ленке ответить. Она не могла соврать, улыбкой, шутками, какими-то пустяками, ей казалось, начни сейчас говорить — о выпускном, или о погоде, черт, все это толкнет ее на другую дорогу, которая не ее. И не даст после вернуться.

— Валинька, — сказала она, приваливаясь к его плечу и закрывая глаза, — Валька, давай там, ладно? Не здесь.

— Не напимшись и молодцы, — внезапно вклинился шофер, — а то я сегодня уже вез. Девки две. Были б мои, я б их. Хорошо успел к обочине, да черенькая подружку выпнула с машины. Гуляют. Весь город гуляет, вон бродят…

Мимо медленно летели подкрашенные фонарями деревья — серые в желтом, утекали в пространства между стволами и углами домов улицы и тротуары. И да, глубокая ночь, а будто странный день, серый с желтым и черным — то тут, то там группки нарядных ребят, яркие платья и изжелта-белые рубашки, распахнутые пиджаки. Крики и смех.