— Мала! — голос Петички раздался будто совсем рядом, в ангаре, и оба вздрогнули, откачиваясь друг от друга, но Панч, улыбаясь, сразу же снова облапил Ленку длинными руками, прижал изо всех сил, укладывая голову ухом между ее лопаток.
— Да, Петь. Мы не спим.
— Жрать идите. Я через час уже меняюсь.
Голос притих, продолжая говорить что-то невнятное строгое, что-то про миску и блох, и Шарик внимательно повизгивал в ответ, соглашаясь.
— Пора одеваться, — с облегчением сказала Ленка, не шевелясь, и прижимаясь крепче, — поедим, потом купаться. Мне еще нужно домой заехать, и придумать еще, где ты будешь. Или у тебя есть где?
— Неа. На лавке заночую, на вокзале.
— Тю на тебя. Разберемся. Пусти меня уже. Нет, не пускай. Лучше еще поцелуй.
— Сюда?
— И сюда еще. Сто раз. А я потом тебя, когда поплаваем…
Глава 38
На ухабах автобус подбрасывало, Ленка крепче вцеплялась пальцами в теплый поручень, а Валик прижимался к ней, и его руки лежали поверх ее рук. Она смотрела в пыльное стекло, улыбаясь деревьям, полосе стриженого кустарника, людям на тротуарах. Ежилась, наклоняя голову к плечу, — Панч нагибался, целуя ее шею под рассыпанными волосами.
Ленка сперва сидела, на самом крайнем сиденье, которое отвернуто от всех и смотрит на заднюю площадку автобуса. Но Панч стоял за поручнем, и получается, напротив, а в стекло били яркие солнечные лучи, и Ленка со страхом вспомнила, что тушь с глаз смылась, ведь плавала и ныряла. И еще нос, наверняка блестит. Когда на остановке зашла женщина с плачущей девочкой на руках, Ленка поспешно уступила ей место и протиснулась в самый дальний округлый угол, встала там спиной ко всем, радостно чувствуя: Валик прижался, обнимая ее плечи и укладывая руки поверх ее ладоней. И стало совсем хорошо. Далеко ехать, целых полчаса, можно пока не думать, а просто улыбаться, потому что он тут, рядом. И еще вспоминать, с горячей краской под кожей о том, как лежали недавно совсем…
Когда ели, помалкивая и переглядываясь, Петичка, сворачивая в газету яичную скорлупу и кожуру с вареных картошек, сказал Валику:
— Так тут побудь, я с Вадзей поговорю, а Малая пусть домой съездит. Через пару часов вернется, и купайтесь на здоровье.
Ленка беспокойно поглядела на Валика, а он, покачав лохматой головой, улыбнулся ей, отвечая Петичке:
— Та не. Я тоже поеду. Потом вместе обратно.
И у нее отлегло от сердца. А то — целых два часа отдельно от Панча.
— Я там погуляю, вокруг, — сказал Панч ей в ухо и оба засмеялись — автобус тряхнуло, зубы мальчика клацнули.
— Откусишь! Я быстро. Переоденусь только. И возьму нам поесть чего. Ты в автовокзале сиди через полчаса, ладно? Под пальмой.
— Я на пальме буду.
На залитом пыльным зноем автовокзале Ленка повела Панча к стеклянному входу, показывая, где сидеть. Высокая пальма свешивала из-под самого потолка перистые огромные листья, такие сухие, несмотря на темно-зеленый цвет, что казалось их вырезали из бумаги. На мраморной стенке белели круглые часы и, сверив время, Ленка потащила Панча обратно — к узкому проходу между пятиэтажек, заодно поднимая лицо и всматриваясь в Рыбкин балкон.
— Там моя подруга живет, я вас познакомлю. Оля Рыбка. Она хорошая, только быстрая очень, я за ней не всегда успеваю. А сейчас не знаю даже, она дома или нет, и вообще, позвонить бы, но потом позвоню. Блин.
— Что? — он шел рядом, держал Ленкину руку, иногда крепче сжимая пальцы. И ей было хорошо-хорошо. И немножко печально. А еще сердито.
— Да Ниночка твоя. Если бы мы писали друг другу, Валь, ты обо мне знал, ну всякое. Про мою Олю, например. Да вообще. А так.
— Я теперь буду звонить. И писать тоже. А еще я буду приезжать. К тебе. Я же сказал, да? Этот год мы снова в Коктебеле, и наверное, школу я там закончу. Маме сказал. Даже если уедет она, я останусь. Надоело мотаться. Ну и еще я не хочу далеко. От тебя.
Ленке снова стало совсем хорошо, и она заулыбалась так, что заболели скулы. Сжала пальцы мальчика, а он остановился, повертывая ее к себе и прижимая.
— Подожди, — она отступила, нахмурившись, снова улыбнулась, — а вот фиг всем. Иди сюда.
Медленно выходя из поцелуя, качнулась, засмеялась виновато, хватаясь за бок Панча.
— Я как пьяная с тобой. Скажут, вот это выпускной у девочки…
Из узкого прохода между домами задувал крепкий сквозняк, взметывал желтый прозрачный подол. Шевелил черные волосы Панча. Мальчик нагнулся, находя под светлыми прядями Ленкино ухо:
— Лен… А под лодку получится залезть? Ну днем, сейчас прям?
— Фу ты какой! Вряд ли. Там же сторож. Я подумаю, пока дома.
— Фу ты какая.
— Молчи, ты!
Топтались, смеясь и толкая друг друга, чтоб сразу прижаться, обнимаясь. И Ленка не сразу увидела Викочку. Та обошла их, разглядывая, встала за спиной Панча, как раз перед Ленкиным лицом. Поправила на плече ремешок полосатой пляжной сумки. Переступила белыми босоножками.
— Привет, Малая.
Ленка выпуталась из рук Валика. Внутри тоскливо заныло от выражения Викочкиного лица и странного тона. И еще от воспоминаний, о самом начале длинной ночи, полной всякого.
— Привет, Викуся.