Жесткие пальцы подняли ее подбородок, рука взяла за плечо.
— Не крутись! Губа разбита. Кровищи-то. Вставай. Умыться надо.
Он поднял ее за плечи, потащил в ванную.
— Пусти, — проплакала Ленка.
— Та пойдешь щас, — огрызнулся Кинг, — кровь надо остановить, ты мне всю хату загадишь кровищей. Ну? Успокоилась?
Нагибая ее над раковиной, набирал в ладонь холодную воду, плескал, сгибался сам, разглядывая, а Ленка закрывала глаза — не видеть его лица. Внутри все тряслось, слезы стояли в горле, хотелось выть, упав на кафель, но Ленка боялась, что ударит еще, разобьет лицо в кашу.
Кинг сдернул с крючка полотенце. Пошарил на полке, доставая белый рулончик и какие-то пузырьки. Намочил кусок ваты.
— Перекись. Короче, пластырем залепим, сейчас. Утром иди в травму, ясно? Швы надо накладывать, а то дальше будешь ходить с порванной губой. Не вздумай в ментовку бежать, у меня там все свои, вернут, тогда уже точно Васька тебя получит, подарю, блядь. Без всяких бабок.
Говоря, он аккуратно отрезал полоски, клеил их поверх клочка ваты на Ленкиной скуле.
— Ну. Нормально. Пятен нет, домой дойдешь. Матери что скажешь? Короче, скажи, наебнулась на лестнице, ударилась о перила. А нефиг пасть раскрывать, когда ходишь.
Он ухмыльнулся шутке, промакивая ваткой разбитые костяшки на правом кулаке.
— Кино. В первый раз так, вмочил бабе и себе же руку разъебал. Реально кино с тобой, Леник-Оленик. Ладно, пошли, провожу. А то еще кто зацепит по пьяни.
У своего подъезда Ленка повернулась и молча ушла, сама открыла дверь, тихо проскочила в свою комнату, слушая, что там мама, из спальни которой пробивался свет. Ахнув от вовремя пришедшей мысли, стащила сандалии, босиком пробежала в ванную, заперлась, села на краешек, открывая кран с водой. Успела — мама вышла, встала за дверями ванной.
— Лена? Все нормально? Ты хоть собралась? Завтра тебе ехать!
— Да, мам. Иди спать. Я голову помою.
— Леночка, тебя разбудить? Я в полвосьмого убегаю.
— Нет, — поспешно ответила Ленка, прижимая пальцем пластырь, — я сама. Мне только к половине десятого.
— Будильник. Поставь будильник. И если утром не встанешь, пока я дома, обязательно позвони, оттуда. Поняла? Сразу же, Лена!
— Да, мам.
Глава 46
Когда старый автобус встряхивало на ухабах и поворотах, Ленка, морщась, придерживала на щеке пластырь. И каждый раз с удивлением думала о том, как ее удачно пронесло, утром мама не успела зайти к ней в комнату, пока она еще спала, не увидела заклеенную щеку. Конечно, мрачно поправляла сама себя Ленка, лучше бы повезло раньше, и Кинг не врезал бы ей кулаком, но сама виновата, открыла рот, обозвала его последними словами. И тут, получается, ей тоже повезло, ведь мог запросто избить и все свои угрозы не откладывать на будущее. Повезло, что он не знал про отъезд. Повезло, что мама торопилась на работу.
Увидел Жорик, когда Ленка, проснувшись от треска будильника, подхватилась, моргая и держа неудобную повязку. Вышла в коридор, запахивая халатик, и наткнулась на него, выходящего из кухни.
— Ого, — заинтересованно проговорил Жорик, разглядывая, — это что ж у нас такое?
— Ничего, — огрызнулась Ленка, запираясь в ванной.
В голосе Жорика слышалось облегчение, будто он понимал, что сам отошел на второй план, у Малой и без него куча проблем.
— Сестре передать что? — насмешливо спросил через дверь, перестав насвистывать.
Ленка промолчала, бережно вытирая лицо полотенцем. А потом вышла, распахивая белую дверь настежь. Зашла в кухню, сунула на плиту теплый чайник, загремев донцем по решеткам.
— Передай. Мои приветы и пожелания, чтоб все было лучше. Чем у меня. Это раз. И второе. Если мне будут звонить, кто угодно, то я уехала. Нет меня. Понял? Совсем нет, и когда вернусь, не знаешь.
— Да понял, понял, — неохотно кивнул Жорик, отводя глаза от Ленкиного пылающего яростью лица, — ты чего, как бешеная?
— Ничего, — с угрозой ответила она, беря в руку хлебный нож, страшноватый, тяжелый, — пока — ничего.
Жорик перестал ухмыляться и скрылся в комнате, а Ленка усмехнулась, перекашивая лицо. Надо было еще на пол харкнуть и выматериться, подумала вслед. Пусть гадает, с кем она связалась.
Автобус ехал знакомой, давно выученной дорогой, проезжая поселки и деревни, каждую Ленка помнила, по путешествиям с отцом. Сначала на мотоцикле с коляской, тогда он и мама были моложе, веселые и легкие на подъем, потом — на машине, после долгих уговоров, и препирательств насчет дефицитного бензина, а еще надо было улучить время, чтоб не после папиных гаражных посиделок с друзьями, а еще — его постоянные рейсы.