Дискотека. Книга 2 [СИ]

— Угу, — сказала Олеся, не отводя голубых глаз от синего неба, — начнет. Они спирта в винище налили, в ту бутылку. Дебилы. Так хорошо мы пошли, так нет, козлу этому все надо испортить.

Ленку качнуло. Она посмотрела на рощицу, где уже не видно было Саньки и Маргоши, но сверху, на склоне расположились несколько человек. Вино вдруг заворочалось у Ленки в желудке и подступило к горлу — в руках одного из сидящих блеснуло.

— У него бинокль, — хрипло сказала Ленка, — блин, или фотик? Оттуда же видно, наверное, сверху. Да?

Олеся села, резко, сердитыми движениями поправляя кофточку. Продрала пальцами волосы, закидывая их назад.

— Придурки. Ну, что делать-то?

— Пойдем, — испуганно сказала Ленка, вставая над ней, — пойдем, а? Ну нельзя же, это жопа полная, что будет.

Она думала о том, что там, среди тонких деревцев, совсем прозрачных, Санька, который как-то хвалился тем, что у него была женщина, тридцать лет, и она все умеет и любила его так, что вешаться хотела. И кто-то засмеялся, а через два дня ее увидели, после школы, она ждала, и правда, совсем взрослая, в узкой юбке, и бежевом плащике, а Санька вышел, лениво так рядом встал, они говорили, а после она скривилась, кусая губу, и хотела взять его руку. Санька лицом показал на зрителей, руки в карманы сунул и ушел, а та, в плащике, опустила голову, быстро пошла к остановке, потопталась там неуверенно, и, не поднимая головы, ушла по обочине, и ее обогнал автобус. Не остановился.

Ленке тогда ужасно было жалко и ее, и Саньку, потому что она понимала, он для Олеси выпендривается, из отчаяния. Но понимала и Олесю, ведь не любит, и сердцу не прикажешь. А сейчас, когда в снова наползающей тени картина стала складываться, подтаскивая и укладывая в себя неровные кусочки, Ленке стало вдруг страшно и Саньку жалеть расхотелось. Если он это специально, с самого начала. И если подливали в слабенькое винцо спирт. И сидят там, чтоб все увидеть, и приколоться, а еще тошнее, если хотят сфотографировать.

Олеся уже стояла рядом, спиной к тем, кто лениво валялся у покрывала, всего-то пяток человек, трое, кажется, спят. И никто ничего не заметил. Вроде бы.

— Там Олежа Грош, — негромко и зло сказала Олеся, пристально глядя на склон, — и Капитан, а еще Весло. Блин, самые уроды. Приперлись, вроде знали, что будет. А может и знали.

Она усмехнулась, поворачиваясь к Ленке.

— Понимаешь, Каточек, теперь, нафига мне Андрос с его любовью? Думаешь, если я с ним буду встречаться, он переменится? Было уже. Потому и отлуп получает.

Но Ленка не очень слушала, поглощенная другими переживаниями. А еще она сказала — Грош. Олежа Грош?

— Это Чекица дружбан. Олеся, я пойду! Моя Семки, она с Чекицем встречалась. Пока не уехал. Они все вместе тусовались. Я ему скажу, пусть перестанут. Пойдем! Мы же получается, с одной компании.

Схватила Олесину руку, таща за собой. Сердце стукало испуганно и одновременно с радостным облегчением. Сейчас она скажет Олеже, он ее точно знает, как-то все вместе сидели на лавочке, он вскочил, уступил ей место, шутил, даже поцеловал ручку, поклонился, называл дамой сердца нашего Санича.

Олеся хмыкнула и, выдернув руку, пошла рядом, сказав вполголоса:

— Ну, ты даешь, Лен…Ладно.

Тропинка петляла по некрутому, но ухабистому склону, кусты закрывали обзор, выламывались на тропу лобастые валуны в желтых лишайниках, и приходилось их обходить, оступаясь в травяных ямках. Один раз Ленка оглянулась и удивилась, ушли недалеко, а все как на ладони, вот лежат их покрывала и вокруг лениво шевелится народ, а еще толпа у самого пляжа, и горстки гуляюших, что направляются обратно — допивать-доедать, и скоро уже домой. Если все так видно, тоскливо подумалось Ленке, то этим козлам наверху, им тоже. То, что сейчас слева, закрытое тонкими деревцами и кустишками в мелкой листве.

— Саша, — сказал оттуда ломкий голос, будто совсем незнакомый, — ну не надо, сейчас не надо. За-ачем ты так, Са-ша. Санечка. Мой.

— Марго…

Ленка не стала слушать дальше, лезя быстрее и хватаясь пальцами за край камня в глубокой выемке тропы. Была бы еще пара рук — заткнуть уши, не слышать, чтоб не рисовалось перед глазами. Вот же какой козел…

Кусты кончились внезапно, и Ленка выскочила, тяжело дыша, к самым ботинкам троицы, которая сидела на камнях, будто в театре, развалясь и глазея в просвет среди прозрачных лепестков на тонких ветках.

— О! — сказала Ленка, тяжело дыша, — фу, пока к вам долезешь. Олежа, привет!

Длинный парень с невыразительным бледным лицом и серыми прямыми волосами положил на колени бинокль, с неудовольствием глядя на девочек. И улыбнулся.

— Во бля, какие люди! Приймачечка своими ножками к нам, а? Красивыми ножками. Шо, Олеська, посмареть пришла на своего Санька? Садись, отсюда хорошо видать. Как он ее.

— Мне и тут нормально, — отказалась Олеся, суя руки в кармашки джинсов.

Второй парень захихикал, и вдруг у него на коленях забормотало, пискнуло, Олесин голос повторил:

— Мне и тут нормально…

Снова писк и опять та же фраза.

Олеся подвела глаза к небу. Вздохнула, уничижительно качая головой.

— Нашли игрушку. Чисто дети.