Дискотека. Книга 2 [СИ]

— Проедем пару остановок, — говорила Олеся, отдавая сумку подбежавшему Саньке, — там выгрузимся и уже полем, полем. Что Андрос, кинула тебя твоя любовь? Слишком ты для нее маленький мальчик, да? Годишься только в школе поиграться, в лаборантской?

Санька, шлепая по мелким лужам растоптанными кедами, ухмыльнулся, этой своей волчьей ухмылочкой, от которой у Ленки по коже пробегали мурашки. И сейчас, идя рядом с уверенной Олесей, она вспомнила Кинга и вдруг представила себе Саньку, там, на простынях, смуглого, с тяжелыми плечами и сильной шеей, по которой состриженные, все равно видны мелкие завитки темных волос. Это было, как удар током, во рту сразу пересохло. Она споткнулась, краснея и сжимая потную руку на ремне сумки, не понимая, что это и зачем. И, улыбнувшись Олесиным подначкам, уверенно о чем-то заговорила, не слыша себя.

Санька крутился, отбегал к парням, снова возвращался. Мимоходом забрал сумку и у нее, вручил кому-то. Подсадил в автобус и навис над сиденьем, смеясь и балаболя.

А на повороте, где ребята посыпались из автобуса, и тот сразу же опустел, у начала лесополосы их ждала Маргоша. В спортивной курточке, серых джинсах, так же подкатанных над кедами. И в кепке, из-под которой по плечу тянулся хвост намокших волос.

Санька с торжеством глянул на ошарашенную Олесю. Забрав у Маргоши пакет, повесил его на другое плечо. Галантно поклонился, указывая на узкую бетонку с блестящими по ней лужами.

— Маргарита Тимофевна, просим! Азов ждет! Чигини ждут! Что там у нас еще? Баксы и Ченгулек, ой сорри, это в другой стороне.

— Саша, — нервно сказала Маргоша, кивая девочкам и идя рядом с ними, — здравствуйте, да, я очень надеюсь, что вы меня не подведете. В смысле поведения и всяких напитков. Я испекла пирог. С рыбой.

— Не-не-не, — заорал довольный Андрос, — только цветы, только песни, Маргарита Тимофевна, только маргаритки и ромашки! Сорри, не хотел… Только, э-э-э, тычинки и пестики. Ой, простите, я опять.

— Саня, — ласково сказала Олеся, — ну, правда, получишь по башке, хватит дурковать. Иди с пацанами, развилку не пропустить бы.

Она заговорила с Маргошей и Ленка снова подивилась, в который уже раз, Олесиной уверенности и дипломатичности. Санька дурак, устроил интригу, мало того, что уклонился от роли бессменного олесиного рыцаря, так еще и сумел притащить на маевку, чисто пацанское мероприятие — учительницу, пусть и совсем молодую. И кто теперь делает так, чтоб та не чувствовала себя белой вороной среди этой вольно орущей толпы? Олеся. Которая, по идее, должна бы Маргошу ненавидеть или хотя бы фыркать в ее сторону. Как Семачки, например.

Олеся не Семачки, возразила сама себе Ленка, с удовольствием шлепая по теплым лужам промокшими кедами, а ты сама, злилась бы в такой ситуации? Например, Пашка стал бы приглашать, ну… кого-нибудь. Или вот Кинг. Викочку Семки.

Ленке стало смешно. И сразу немного грустно, потому что мысли ожидаемо привели к больному, что тихонько ныло, никак не переставая — вот у Панча какая-то Нина. Радостно тебе, Малая? Смогла бы ты с Ниной общаться, как сейчас Олеся?

Олеся Саньку не любит, снова возразила мыслям Ленка, как я Кинга — не люблю. А если бы Панч. Да что за чертишо! Получается, что я ни делаю, о чем ни подумаю, все снова приводит к тому, что люблю я этого длинного худого, с большим ртом и красивыми глазами! Получается — люблю. Двойка тебе, доктор Геночка!

Мысли зашли в тупик, но дорога под упругими подошвами длилась и длилась, вокруг, впереди и позади, смеялись, кричали и бегали. И Ленка оставила мысли там, чтобы отдохнуть от них, понимая — они не изменятся. Пока что — нет. Ну и пусть побудут в глухом углу. А она пока будет идти. Вместе со всеми. Это так редко бывает, чтоб много народу и чтоб Ленке было с этим много — хорошо. И все такие — совсем свои, с ними нестрашно и не тоскливо. Как же ей повезло, с классом. Хоть и раздолбаи через одного, зато не просто толпа, а практически команда. Слово Ленке не очень нравилось, но не называть же их дружным, крепко спаянным коллективом.

Скоро будет споенный, подумала она, и развеселилась.

— Вот! — закричал над ухом Санька, — узнаю брата васю, Каток, наконец, улыбается, а то шла, решала мировые проблемы!

Глава 25