– Да, я убил Распутина, и если бы мне пришлось прожить мою жизнь ещё раз, то опять совершил бы этот поступок, поскольку считаю, что действовал ко всемерному благу, императорской семьи, и Отечества, – спокойно ответил он. – Сейчас речь идёт о том, что, пусть даже таким, не совсем корректным способом, который используют русские спецслужбы, но царский род не прервался. А продолжается. И поэтому более уместно позаботиться о ребёнке и дать ему соответствующее воспитание, чем варварски уничтожить результат вековых селекций лучших представителей династических фамилий Европы.
В комнате повисла тишина. Затем люди постепенно начали переговариваться и спорить. Князь Юсупов сидел рядом с Ирэн и накрыл её руку своей ладонью.
– Феликс, милый, да что ж это делается? До чего мы дожили, что обсуждаем возможное убийство младенца. И это не просто младенец: в нем течёт кровь последнего императора России! Чем же собравшиеся здесь именитые и уважаемые господа лучше пьяного быдла, убивавшего женщин и детей в революционной России только за то, что те принадлежали к аристократическому роду. Боже мой, куда катится мир!.. – Ирэн смотрела на мужа, и в её глазах появились слезы.
В результате дискуссии мнения разделились. Большинство согласилось с князем Юсуповым, что жизнь ребёнка не может быть разменной монетой. Но их оппоненты продолжали настаивать на немалой угрозе, причём с непредсказуемыми последствиями действий КГБ по преднамеренному получению наследника. Который, к тому же, вырастет в России под наблюдением и контролем спецслужб, а в будущем, возможно, сядет на трон.
– Господа, пойдемте в сад пить чай, – пригласила всех Ирэн, чтобы хоть как-то развеять невеселые мысли, захватившие гостей.
К дому прилегал маленький участок земли, отгороженный от улицы высокой изгородью. Под раскидистым деревом стоял стол, несколько стульев и табуретов. Гости, продолжая переговариваться, вышли на воздух и расположились у стола. Девушка, помогавшая Юсуповым по хозяйству, вынесла самый настоящий русский самовар. Она изящными движениями расставила на столе чашки, принесла поднос с сахаром, пряниками и печеньем.
Майский вечер был тёплым. Из-за изгороди едва доносились звуки большого города. Ветерок навевал запахи цветов и приятно обдувал разгоряченные после спора лица. Казалось, весь мир свернулся до размеров маленького и уютного парижского сада русского князя. Напряжение спало, люди пили прекрасный чай из чашек тонкого фарфора. Постепенно разговоры перешли на более насущные темы, а вскоре гости начали расходиться.
Уже почти стемнело, взошла вечерняя Венера, похожая на крупный, ярко сверкающий бриллиант на фоне темно-синего бархата неба. В саду остались только Феликс с Ирэн. Они сидели рядом, держась за руки. Последнее время им нравилось вот так проводить вечера: сидеть рядом и молчать. Они прожили вместе почти пятьдесят лет и теперь понимали всё и без слов, лишь глядя друг на друга в наступающих вечерних сумерках.
– Милая, обещаю, сделаю всё, чтобы спасти этого ребёнка! Ты ведь меня знаешь, – князь поднёс руку жены к губам и нежно поцеловал.
19
Двое сотрудников из отдела майора Лазарева под видом семейной пары «отдыхали» в санатории «Ласточка», куда якобы поселили Ларису Панко. Там же были задействованы ещё две девушки. Одна из них изображала беременную Ларису, а вторая – её подругу. Всю компанию разместили в одном из корпусов лечебницы. Как и другие отдыхающие, они ходили в столовую и на вечерние развлечения, проводимые массовиками-затейниками санатория. Девушку подобрали максимально похожую на саму Ларису, поэтому если особо не присматриваться, то её вполне можно было принять за оригинал.
Прошло несколько дней, но ничего не происходило. Майор Лазарев ежедневно созванивался со своей группой из санатория, но новостей не было. Ещё один из его подчинённых на автомобиле Анатолия специально несколько раз съездил в «Ласточку» под видом самого майора.
«Что ж, может быть, мы с шефом ошиблись. Слежка была связана с чем-то другим и к наследнику императора не имела никакого отношения», – размышлял Лазарев, удобно расположившись на ведомственном стрельбище.
Сегодня ему удалось с соседним отделом выехать на стрельбы на дальние дистанции. Он напросился сам и сейчас отрывался по полной, стреляя из британской винтовки Lee Enfield на расстояния до шестисот метров. День выдался ясный и безветренный, поэтому пули калибра 7,7 ложились в цель одна в одну, что очень льстило самолюбию майора.
«Ладно, если пару-тройку дней ничего не произойдёт, ребят придётся отозвать и ещё раз поразмыслить над событиями последних недель.»