– Нет, – ответил я и тоже улыбнулся. Мы прекрасно понимали друг друга, как заядлый курильщик курильщика, знающие, что правилами хорошего тона не принято сознаваться в предосудительном поведении. Правила хорошего тона требуют другое – официально и главное убеждённо осуждать пагубную (во всех отношениях) привычку.
– Правильно, – констатировал сэр Сэсил твёрдым, но двусмысленным тоном, в котором звучал синтез несоединимых сущностей – материи закона и антиматерии абсурда закона.
Дядюшка Вальтасар вздохнул, с сожалением вынул изо рта замусоленный обрубок сигары, бросил его в мусорную корзину и посмотрел на меня «поверх очков», которых у него не было.
– Ну что, перейдём к делу? – задал он риторический вопрос и его руки зашуршали листами пергамента. Это шуршание показалось шорохом опавших осенних листьев, ставших ненужными ни дереву, на которых они росли, ни путнику, легкомысленно пинающему то, что на короткий промежуток времени стало жизнью.
– Да, – ответил я почти неслышно, смирившись с тем, что мне предстояло…
А предстояло мне выслушивать нудные, изложенные безапелляционным тоном, пояснения Сэсила о внесении в Уголовное Уложение королевства новой статьи о четвертовании за курение в общественных местах. Мера, естественно, обосновывалась как «вынужденной», поскольку курение табака было невозможно вытравить из общества. Курило большинство подданных нашего короля (как, впрочем, и сам король (мне ли это не знать), но упоминание об этом – mouvais ton). Но если у тех, у кого были средства на приобретение фильтрующих систем, курили дома в относительно спокойной обстановке, то были и такие, у кого не было средств на это. И тогда эти последние, «пускались во все тяжкие», дымя в общественных местах. Полиция, в общем-то, смотрела на это «сквозь пальцы» (сама дымя «во все тяжкие»), задерживая курильщиков лишь тогда, когда не задержать было просто невозможно. Это порождало некий диссонанс в восприятии обществом актуальности и нужности существования сурового закона, направленного на борьбу с «вредной привычкой»…
В обществе на уровне «бытового восприятия», всё чаще звучал вопрос о целесообразности существования «драконовских» методов борьбы с курильщиками. Люди не понимали, почему, имея и иные легализованные государством способы группового и личного самоуничтожения, надо запрещать табак?.. За многие десятилетия, если не столетия, в нашу жизнь прочно, превратившись в узаконенную обыденность, вошли дуэль, «ставки на жизнь» в казино, гладиаторские бои, натуральные и искусственные наркотики. Эти «развлечения» ежедневно отправляли на тот Свет людей. Прибавьте к этому локальные военные конфликты с их «мясорубкой» и последствия экологических катастроф, неотвратимо влиявшие на организм человека, с последствиями, которых медицина не всегда справлялась…
Всё это, и особенно физиономия сэра Сэсила, подавляло меня, навалившись тяжким грузом тоски. Откуда-то появились усталость и сонливость.
– Дядюшка, а у вас нет электронной версии билля? – надеясь на положительный ответ, спросил я, наблюдая, как Сэсил сортирует листы пергамента.
– Разумеется, – ответил он, прекратив шуршать эрзац пергаментом, посмотрел на меня «поверх очков» и с подозрением спросил: – А что такое?
– Вы человек занятой, – польстил ему я (что ни сделаешь ради собственного блага). – Я бы не хотел отнимать у вас время на мои пустые и непрофессиональные вопросы. Давайте я ознакомлюсь с биллем дома. Обдумаю его текст. И если у меня возникнут вопросы, то в следующую нашу встречу мы обсудим их, – предложил я, мечтая, что он «клюнет на мою наживку».
Лицо Сэсила разгладилось. Его правая рука «самостоятельно» нашла стакан с остатками ликёра и опрокинула содержимое в глотку.
– Спасибо, – растроганно поблагодарил он, выдвинул ящик «дубового» стола, достал из него флэшу, и протянул мне. – Возьми… Очень мало людей понимают, насколько важной деятельностью мы все здесь занимаемся, – с теплотой проговорил он.
Я встал, взял протянутую флэшу, склонил голову в лёгком полупоклоне шута, вставшего на путь исправления, и выскочил из кабинета, пока у Сэсила в отношении меня не возникло новых идей…
Выйдя из здания Палаты лордов, я остановился, осмотрелся по сторонам. К сожалению, рядом не было ни одного кэба, а передвигаться пешком до дома не хотелось.
Недалеко от меня, видимо также ожидая кэб, стояла виконтесса Дьюи, что-то рассказывая своему супругу виконту. Судя по унылому выражению лица и непрерывно постукивающей по мостовой правой ноги, монолог «торпедирующий» сознание виконта длился долго. Виконт, заметивший мой взгляд, бросил ответный, в котором я увидел последнюю степень «озверения». Но «озверение» было мирным, сродни тому, что демонстрируют хомячки, когда они попискивают от возмущения.