Диссидент

Я открыл глаза. Сквозь красные пятна слезящихся глаз, я снова видел площадь, людей и эстраду. Люди веселились и восторженно кричали, следя за представлением. А на эстраде, сверкая в лучах солнца, блестел шест, на котором крутилась полуголая девица, разбрасывая в стороны части своей одежды.

Хотелось пить. Я облизал пересохшие губы, ощущая солоноватый привкус. Я открыл рот и глотал влажный осенний воздух, пытаясь остудить разгорячённую гортань.

– Дай ему воды, – послышалось откуда-то снизу.

Я опустил глаза и около подножия креста увидел палача, насаживающего на пику кусок набухшего водой поролона. А дальше за ним, в пяти или шести шагах стояли Нора, Кай и Кеннет. Нора спрятала лицо на груди Кеннета. Кай смотрел не на меня, а куда-то вниз. Глаза были пусты и не видели ничего. Так бывает в жизни, когда мир лучше виден слепцу, чем зрячему. Лицо Кая закаменело, было серым и отсутствующим. Лишь только руки его жили, двигаясь в мелких спорадических движениях, заставляя кисти сжимать и разжимать кулаки.

Я посмотрел на Кеннета. Его лицо показалось живым, человечным. Силиконовая кожа двигалась, образуя мелкие складки или морщинки на лбу и у кончиков губ. А сами губы время от времени приоткрывались и закрывались, словно он что-то говорил или пытался сказать.

Я увидел его глаза. Они превратились в бледно-голубые льдинки. Но одна из льдинок сверкала влагой и таяла, отпуская воду вниз по щеке.

«Не уже ли он стал человеком?» – подумал я.

Как же должен жить человек, чтобы искусственный интеллект превратился в человека?..

У меня нет ответа на этот вопрос…

Что-то уткнулось мне в подбородок, и я сжал зубами губку, чувствуя, как вода охлаждает гортань и пищевод.

– Думаю, пора, – послышалось снизу.

Я снова посмотрел на палача. Он осмотрел пику, потрогал пальцем узкое лезвие.

Откуда-то с площади послышалась знакомая с детства мелодия. Я посмотрел в сторону эстрады. Там стояли двое детей – девочка и мальчик. Девочка постарше и выше. Они держались за руки и пели «Ave Maria». Голос у девочки был более глубокий и слегка «шероховатый», а у мальчика высокий и звонкий. Во время пения он приподнимался на мыски, словно пытался взлететь, но девочка прочно держала его за руку.

Напротив них, у эстрады, стоял старик-хормейстер, плавно и неторопливо руководя пением.

Мне захотелось присоединиться к ним. Всегда мечтал спеть: «Ave Maria. Gratia plena…»

Но у меня нет голоса…

– Лесли, – донеслось снизу.

У подножия креста стоял Люгорт.

– Ты как здесь? – удивился я.

Люгорт поморщился и произнёс:

– Нам пора…