Диссоциации

Из палуб выкорчёвывая мачты!

Владимир Высоцкий.

 

Военно-морское училище наряду с традиционными для военной

службы «тяготами и лишениями» подарило Захару и его однокурсникам много приятных, незабываемых мгновений.

Поначалу же, складывалось не всё так весело, было не сколько романтики, сколько трудностей, один КМБ (курс молодого бойца) чего стоил. Причём, для совсем ещё пацанов этот переломный момент был особенно тяжёл резким (иногда даже болезненным) переходом от гражданской жизни к военной. Но в памяти, как известно, остаются в основном приятные моменты. Поэтому сегодня вспоминаются скорее не ритуальная стрижка «наголо», марш-броски и насильное культивирование военной дисциплины, а более приятные фрагменты. Это прежде всего Петергоф, где располагался главный корпус училища, новые друзья, трудные, но интересные дисциплины, которые преподавали настоящие боевые офицеры. Один полковник морской пехоты Амирханян чего стоил! Он вёл предмет (уровень адреналина зашкаливал от одного только названия!) - «Тактика морской пехоты». К тому же, полковник сам был как живая легенда! Ему было что рассказать и главное показать своим курсантам! Он сам прошёл ни одну горячую точку, в то время это были страны дальнего зарубежья, Никарагуа и Вьетнам. Офицерская выправка, чёрная флотская форма, фуражка с лихим заломом! От одного его вида хотелось схватить автомат и бежать куда он прикажет.

Кораблевождение преподавал бывший командир подводной лодки. В памяти, в отличии от фамилии и имени, осталось лишь лицо – крупный нос, живые глаза и очень подвижная мимика, да ещё прозвище «Флинт», полученное от курсантов, за командный, зычный голос.

За политическое воспитание курсантов в училище отвечал капитан первого ранга по фамилии Байкарчаев. Он хоть и был по национальности татарином, но больше походил на героя бурятского эпоса. Это был забавный персонаж с плоским лицом, которого курсанта между собой не иначе как «Зазор» не называли. Говорил он по-русски плохо, неправильно спрягая глаголы, с неверными ударениями. Слова "принцип" и "лепта" употреблялись им по любому поводу. Чаще не к месту. Речь его состояла из набора газетных заголовков, перевранных пословиц и искажённых крылатых выражений.