Дитя Бунта

В Северном море бушевал жестокий февральский шторм. Ревел ветер на утесе Данноттар, как будто пытаясь сбросить меня вниз, на острые, терзаемые волнами камни, неистово хлестал дождь, когда я, по старинному семейному обычаю, срезал свою косу в знак траура.

Я сделал то, что просила Дэрин Оустилл, урожденная Ильв, и остался совсем один. В особняк в окрестностях Корка я приезжаю дважды в год: в апреле — чтобы посмотреть, как цветут посаженные Дэрин розы, и в ноябре — проверить, хорошо ли укрыты они на зиму.

* * *

— Займись девчонкой. — Сказал Морни. — Надо все-таки сделать то, что хочет Эрик. В Ирландии новая волна выступлений, пока все обходится арестами, но не знаю, надолго ли… Сделай Чудовище шелковой, мелькай с ней на публике… В конце концов, расшевели, растряси. Она захочет жить, так подстегни эту жажду жизни! В ее ситуации это трудно будет сделать, но, полагаю, возможно. Я со своими ребятами впрягусь в следствие по делу на Брансуик Плейс, тебя буду дергать только по мере необходимости. «Левой» же наномеханикой займется кое-кто из моих парней. У меня поганое ощущение, что все эти события завязаны на одно и то же: и убийство Барнеттов, и Бунт, и наномеханика. От одной комплексной экспертизы глаза на лоб полезли!.. Когда девчонка узнает… сочувствую ей вдвойне. Сообщи ей как-нибудь помягче. Может, вспомнит что-то важное. Докопаемся до правды — ей будет проще зачеркнуть прошлое и выступить публично…

Я машинально кивнул, подавляя желание протереть глаза, а еще лучше — вставить подпорки для век, чтобы те не опускались в навязчивом желании заснуть. Экспертиза с подробной реконструкцией, плюс новые факты в деле Барнеттов — и у меня самого глаза на лоб. Какая сука все это подстроила, и, главное, зачем?!

Землетрясение пришлось весьма некстати. Конечно, арест мятежников состоялся почти идеально, практически бескровно, но серьезный промах — потеря ценнейшего свидетеля и участника событий, Друммонда… Каким-то чутьем он разгадал наш замысел на корню и взорвал себя, и ничего с этим не поделать. Потом я был занят так же, как все прочие гвардейцы: разборы завалов, оказание помощи гражданским, поиск пропавших без вести, донорство крови. Я только походя справился о состоянии Айли, понимая, что полковой доктор, конечно, тот еще тип и жмот на обезболивающие средства, но дело свое он знает. У рыженького Чудовища, хвала Ваэрону, ничего не сломано, а вывих — это мелочи.

Хэндри Леннокс, Президент Шотландии, не сразу понял озвученную мной новость.

— Вы, милорд… оставляете им жизнь? — удивление в голосе этого высокого, с проседью в каштановых волосах, мужчины, граничило с изумлением.

— Не я. Это распоряжение Владыки Темных. Казнены только те, кто лично участвовал в расправе над мирными жителями.

— Это… милосердный поступок со стороны милорда Эльдендааля. — Очень искренне произнес господин Леннокс. — Но были жертвы среди наших полицейских, и в Абердине, и в Глазго, и в Перте!

— Те, кто поднял руку на представителей человеческих силовых структур — с ними вы разбираетесь сами, в пределах соответствующих законов. Но есть исключения… Например, та же Елена Барнетт.

Как бы ни была Президенту неприятна данная тема, уйти от ее обсуждения было невозможно.

— Один из раненных ею офицеров полиции скончался, милорд. В таком случае ей полагается пожизненное тюремное заключение, но вы же говорите… я не до конца понимаю…

Он хотел знать смысл словосочетания: «Выбить дурь!»

Я пояснил, упомянув юридический прецедент после низвержения матриархата на Небиру:

— Те, на кого распространяется вердикт Владыки Темных, становятся собственностью лордов дроу — лордов, считающих нужным предъявить на них права. Это не обсуждается. Считайте, что вариант с заключением состоялся в максимально возможной форме. У заключенных есть права — у этих женщин их больше нет. Все остальное зависит от воли их хозяев. Если они получат свободу, то в рамках программы защиты свидетелей, и очень нескоро. И не беспокойтесь — речь не идет о возврате к владению человеком на территории Шотландии. Ни в коем случае.

Хэндри Леннокс, похоже, прилагал усилия, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица. Я прекрасно понимал, что на плечах этого человека сейчас лежит крайне тяжелая ноша: тяжелая ситуация в стране, волнения в обществе, давление со стороны пронационалистических сил. Ему шестьдесят один год, а проклятый Бунт — закат политической карьеры, Леннокс это осознавал, и хотел лишь одного — уйти с минимальными потерями, чтобы не оставить после себя недобрую память правителя, при котором в Шотландии пролились реки крови.

Желание, достойное уважения, но вряд ли выполнимое на сто процентов.

— Что будет с кланом Барнетт и его вождем? — уточнил он.