Дитя Бунта

Вслед за выходящими из супермаркета Эваном и папой выбегает охранник-полукровка, выхватывая пистолет и направляя его в спины людям. Видя это, патрульный-эльф выхватывает свое оружие, возможно, в сопровождении окрика: «Стоять!» или что-то в этом роде. Патрульный-человек и охранник-полукровка одновременно открывают огонь по эльфу, и когда тот падает, далее Поллок убивает Макбина, разнося полголовы, а потом стреляет в топливный бак полицейской машины.

Поверх этой схемы была наложена другая. Выстрел из мощной нарезной наномеханики — как раз с балкона квартиры госпожи Эванс! — по топливному баку «Пежо». А перед этим, одновременно с начавшейся стрельбой на парковке — выстрелы в Эвана и папу. Кем-то, кто находился за спинами патрульных, примерно в двадцати футах, из такого же гладкоствольного «Сверчка»…

В глазах плыл туман слез, во рту появился привкус крови. Боль пришла не сразу — я поняла, что прокусила нижнюю губу. А голос Оустилла звучал откуда-то издалека, как будто сквозь вату:

— Айли… Убийцы все время были рядом с тобой, с момента резни в эльфийском квартале. Запомни две фамилии: Леслэйн и Вальдор. Первый находился на балконе у госпожи Эванс, второй — рядом с живой изгородью, которая огибает угол парковки, поэтому увидеть Вальдора с дороги было невозможно. Я же сказал, что из этих дроу выбили и вытрясли все, кроме имен заказчиков. Они уже повешены — вечером двадцать пятого мая… Мы пока не уверены, рассчитывали ли заказчики убийства на крупные беспорядки, но, скорее всего, да, иначе бы схема убийства была гораздо проще, а мальчика никто бы не тронул. За что расправились с твоим отцом, пока тоже непонятно. Мне жаль, Айли Барнетт, бесконечно жаль.

Да. На стороне повстанцев были дроу, и почти все они, как говорил Друммонд, не в ладах с законом. Ну и что, утверждал он, ведь важна любая помощь… Я не знала Леслэйна, а вот Вальдор был мне знаком. Он вот уже как два года находился в розыске: ограбление эльфийского банка, убийство двух охранников, хотя они сложили оружие в ответ на требование грабителя. Со мной он был вежлив и предупредителен, всегда вызываясь на самые опасные предприятия одним из первых.

Луиза была от него без ума, и при всей своей ненависти к мужчинам любой расы готова была бегать за Вальдором, как собачонка…

Он стрелял в моего мальчика и моего отца?!

Сейчас я узнала правду, и с этим знанием придется как-то жить.

Голографические скриншоты погасли, а передо мной все еще крутилась карусель из снимков мертвых тел, стрелочек, фигурок, схем… Почему меня не повесили двадцать пятого мая?! Тогда бы я не видела ничего, и не почувствовала рухнувший на плечи груз новой вины…

— Райвена оправдали? — спросила я упавшим голосом, стараясь не смотреть на Оустилла.

— Нет.

— Как «нет»?!

— Этого нельзя делать.

— Но… его жена и коллеги думают, что он выродок, застреливший ребенка?!

— До сегодняшнего утра и ты так думала, Dearg. Пусть все остается, как есть, иначе нельзя. И ты для многих остаешься в тюрьме, так тоже нужно… О том, что на женщин Бунта можно предъявить права лордам, скажут в эльфийских кругах только недели через две. Слишком много обстоятельств в тени, а еще тот, кто в этой тени уютно так спрятался. Настоящий хищник, которого нужно найти!

Произнося эти слова, полковник уже выключил свой ноут-блок и отложил в сторону. Я даже не заметила, как оказалась у него на коленях. Одна его рука обнимала меня за талию, вторая — гладила, нет, скорее трепала! — по голове.

— Храбрая девочка. Не каждая захотела бы слушать и смотреть все, как есть…

Я прижималась к широкой груди и чувствовала, как мощно и спокойно бьется сердце эльфа. На такой груди хорошо плакать… Наверное, подобными же треплющими движениями дроу ласкает своего пса?

И, кажется, я спросила об этом вслух.

Палач хмыкнул, в привычной манере отвечая вопросом:

— А тебе приятно, когда я так делаю?

Честно говоря, да, приятно, к тому же — успокаивает.

— Так не все ли равно, на что это похоже?!

Убойный мужской аргумент… А ведь мне придется как-то привыкать к мысли, что Оустилл хозяин не только псу, но и мне тоже… По крайней мере, пока что он держит слово, а расследование идет. Что будет потом со мной, неважно. Сейчас имеет значение только следствие. А у меня из головы никак не выходили не только материалы дела, но и судьба семьи Берта Райвена. Каково сейчас его жене?! Как будет расти сын?!

Теплые мужские губы уже касались моего лба:

— Я догадываюсь, о чем ты думаешь, Dearg. В твоем сердечке слишком много жалости на всех… Женщины… — внезапно Палач вздохнул. — Не умеете справляться со своей жалостью, делаете нам больно…

Кому это «нам», он не уточнил. Поставил меня на ноги и встал сам.

— Сейчас унесу ноут, пойдем гулять. Обед нам приготовят, я заказал. Тебе нужно проветриться и подышать воздухом… Как там ранка на ноге, лучше?

Я уже почти не чувствовала боли, когда наступала на порез.

— Все хорошо.

— Тогда пошли.