Экспонаты в музее Питт-Риверза были придвинуты еще теснее друг к другу, чем в его последний визит. Макеты кораблей, маски, слоновая кость и бисер, амулеты и предметы жертвоприношений, казалось, безмолвно взывали из загроможденных витрин, требуя его внимания. Он пробрался между шкафами и наконец остановился перед своим любимым экспонатом, все еще выставленным на обозрение; табличка рядом с ним стала такой темной и потускневшей, что слова на ней едва поддавались расшифровке. Это было ожерелье из двадцати трех изогнутых и отполированных зубов кашалота, подаренное в 1834 году вождем Такомбау его преподобию Джеймсу Калверту и преподнесенное музею его правнуком, офицером-летчиком, умершим от ран в начале Второй мировой войны. Тео вновь почувствовал, что его, как и прежде, когда он был еще выпускником университета, завораживает странная взаимосвязь событий, соединивших резчика по кости с Фиджи и молодого, обреченного на смерть летчика. Он вновь представил себе церемонию дарения: вождь сидит на троне в окружении воинов в соломенных юбках, миссионер с серьезным лицом принимает странный дар. Война 1939–1945 годов не обошла стороной и дедушку Тео: он тоже служил в ВВС и погиб, когда его бомбардировщик «бленхейм» был сбит во время большого налета на Дрезден. В юности Тео считал, что это обстоятельство каким-то непостижимым образом связывало его с давно умершим вождем, чьи кости покоились на другом краю света.
И тут он услышал шаги. Тео обернулся, увидел Джулиан и дождался, пока она подойдет ближе. Джулиан была без головного убора, но в жакете с теплой подстежкой и брюках. Когда она заговорила, из ее рта вырвалось легкое облачко пара.
— Простите, что опоздала. Я ехала на велосипеде и проколола шину. Вы видели его?
Ни один из них не произнес ни слов приветствия — Тео знал, что для нее он всего лишь связной. Он отошел от витрины, и Джулиан последовала за ним, поглядывая по сторонам и пытаясь, как он понял, даже в этой очевидной пустоте создать впечатление, что они — два невзначай встретившихся посетителя. Это выглядело не слишком убедительно, и Тео удивился, зачем ей это понадобилось.
— Я видел его, — ответил он. — Я видел весь Совет. Позже я разговаривал с Правителем наедине. Я ничего не добился, возможно, даже навредил. Он понял, что я пришел не по собственной инициативе. Теперь, если вы решите действовать, он предупрежден.
— Вы рассказали ему про церемонии «успокоительного конца», про обращение с «временными жителями», про то, что творится на острове Мэн?
— Именно об этом вы меня просили, и именно это я и сделал. Я не рассчитывал на успех, и не ошибся. Он может кое-что изменить, хотя никаких обещаний не дал. Вероятно, он постепенно закроет оставшиеся порномагазины и смягчит правила обязательного тестирования спермы. В любом случае это пустая трата времени; сомневаюсь, что у него достаточно лаборантов, чтобы и дальше осуществлять эту программу в масштабах страны. Да и тех, кто остался, это перестало заботить. В прошлом году я дважды не являлся по их вызову, и никто не обратил на это внимания. Не думаю, что он что-нибудь предпримет в отношении «успокоительного конца», разве что обеспечит лучшую его организацию в будущем.
— А что со штрафной колонией на острове Мэн?
— Ничего. Он не собирается направлять людей и ресурсы на умиротворение острова. С какой стати ему это делать? Создание штрафной колонии, вероятно, наиболее популярное из всех нововведений.
— А что он сказал насчет плохого обращения с «временными жителями»? Насчет предоставления им полноты гражданских прав, приличной жизни, шансов остаться в стране?
— Это представляется ему в высшей степени незначительным по сравнению с тем, что действительно важно, — разумным управлением Британией, обеспечивающим народу возможность умереть с достоинством.
— С достоинством?! — воскликнула Джулиан. — О каком нашем достоинстве может идти речь, если мы так мало заботимся о достоинстве других? — Они подошли к огромному тотему, и Тео провел руками по дереву. Джулиан, даже не взглянув на деревянного бога, произнесла:
— Значит, нам придется сделать то, что в наших силах.
— Ничего вы не сможете сделать, только добьетесь в конце концов, что вас убьют или сошлют на остров. Очевидно, вы знаете, насколько безжалостны Правитель и Совет. Мириам может рассказать вам, что смерть предпочтительнее жизни на острове.
Джулиан ответила очень серьезно, словно рассуждая вслух:
— Возможно, если бы несколько человек, друзей, добились добровольной высылки на остров, им бы удалось там что-то изменить. Или мы сами предложили бы отправиться туда… С какой стати Правителю запрещать нам это, какое ему до этого дело? Даже маленькой группке людей под силу сделать многое, если они приедут с любовью.