Дитя Дракулы

Чрезвычайное положение продолжается, как и правление Совета. Во главе последнего стоит граф, хотя говорит он всегда через меня. Сам государственный механизм остался прежним, но контроль над всеми его рычагами путем хитрых и решительных действий передан в руки того, чье возвращение я невольно обеспечил. В последние дни люди, воображавшие, что они рождены для власти, начали понимать, как ловко их околпачили.

Сегодня, вскоре после наступления сумерек, к нам наведался премьер-министр.

Я вышел приветствовать его – высокого мужчину с огромным выпуклым лбом, который заинтересовал бы любого френолога[65], и большими усами, наводящими на мысль о каких-то подавленных амбициях в сфере мореплавания.

– Господин премьер-министр, – промолвил я, склонив голову с насмешливо-просительным видом. – Вам здесь очень рады. Граф сейчас почивает, но он будет счастлив принять вас при первой же возможности.

Лицо политика стало цвета спелой сливы.

– Наглость, – процедил он. – Да как этот тип смеет так со мной обращаться? Совет создавался не для того, чтобы продвигать амбиции какого-то европейского деспота.

Я небрежно улыбнулся, как мог бы улыбнуться какому-нибудь отъявленному брюзге в «Гаррике»[66].

– Очень жаль, господин премьер-министр, что вы испытываете такие чувства по данному поводу. Однако, боюсь, правила преемственности в Совете совершенно однозначны. Граф пришел к своей должности абсолютно честным и законным путем.

Мужчина вспыхнул негодованием:

– Может, со стороны так и кажется. Но мы-то с вами знаем, что в ход были пущены различного рода уловки и интриги. Я неоднократно пытался увидеться с королем. Но меня к нему не допускают. И у меня, сэр, есть подозрения на сей счет. Да, сэр, очень сильные подозрения!

В ответ на эту тираду я лишь слабо улыбнулся, словно бы немного смутившись. Откуда-то снизу, с одного из подземных этажей Белой башни, донесся волчий вой, решительно несовместный с окружением.

У государственного мужа отвалилась челюсть.

– О, похоже, граф проснулся, – сказал я. – Сейчас он вас примет.

Премьер-министр ошеломленно смотрел на меня, не в силах вымолвить ни слова.

– Прошу вас, сэр, следуйте за мной, – пригласил я.

– Но… ведь это был волк, верно? – наконец пролепетал он.

– Сбежал из Лондонского зоопарка. После чего быстрее Меркурия[67] помчался в сторону Тауэра. Не беспокойтесь, господин премьер-министр, вы в полной безопасности. Зверь приручен. По крайней мере, при Хозяине он смирный.

Довольно жутко видеть, как человека, рожденного для безбедной золотой жизни влиятельного политика, с такой легкостью повергает в дрожь тот, для кого путь к власти был неизмеримо труднее, чей дух закалялся в многовековой борьбе.

Волк опять завыл, словно требовательно призывая к себе, и наш премьер побледнел, явно потеряв всякий боевой настрой.

– Ну же, пойдемте, господин премьер-министр, – сказал я тоном терпеливой нянюшки, уговаривающей своего капризного подопечного, и старый государственный муж что-то проблеял в знак согласия и капитуляции.

Я повернулся и зашагал прочь, он покорно последовал за мной. Мы спустились по сырым каменным ступеням на самый нижний подземный уровень Белой башни и остановились перед огромной дверью в помещение, которое я про себя называю склепом.

Я постучал. Ответа не последовало, но через секунду дверь со скрипом отворилась. Меня нимало не удивило, что она проделала это словно бы по собственной воле.

За дверью стояла кромешная темень. Я взглянул на мужчину рядом и увидел, что лицо у него белее мела и покрыто испариной.

– Крепитесь, господин премьер-министр, – сказал я. – Советую поступить так же, как поступил я: просто смириться с неизбежностью преображения.

Из темноты раздался голос, низкий и древний.

– Господин премьер-министр. Входите смело, по своей воле.

Политик жалобно посмотрел на меня.

– Идите, – мягко сказал я. – Граф уже среди нас. С таким же успехом муравей может сопротивляться вращению колеса.

Он не ответил, только стоически кивнул. Едва он переступил через порог, дверь за ним сама собой захлопнулась. Я с минуту подождал снаружи.

Однако, как только начались вопли, я понял, что долго такого не вынесу, и поспешил прочь. Наряду с душераздирающими криками я услышал пронзительный женский смех, почему-то произведший на меня еще более неприятное впечатление.

* * *

Позднее. Конечно же, граф не настолько безрассуден или голоден, чтобы нанести хотя бы малейший необратимый ущерб этому высокопоставленному чиновнику. Возможно, он немного позабавился с ним. Возможно, нагнал на него дикого ужаса. Но он нипочем не зашел бы настолько далеко, чтобы напиться из его вен или хотя бы даже просто проколоть тонкую аристократическую кожу.

Думаю, граф остается живым на протяжении столетий потому лишь, что умеет держаться в тени, когда надо. Тем не менее отныне премьер-министр – послушная марионетка в руках графа, какой, безусловно, стал и я, какой был и бедный Габриель.