Дитя Дракулы

Мужчина живо замахал руками, подзывая нас. Наконец мы подошли к нему. Буйное пламя рвалось к небу, гудело, трещало, плевалось искрами. В костре я увидел сучья и бревна, пожираемые огнем, а также еще какие-то предметы смутно узнаваемых очертаний.

Незнакомец протянул мне руку. Теперь я увидел, что лицо у него изуродовано: одна щека снесена начисто, словно страшным ударом когтистой лапы.

– Приветствую! Я – Джек Сьюворд. А вы, надо полагать, Джордж Дикерсон.

– Собственной персоной, – подтвердил я. – Вы знали, что я появлюсь здесь?

Он кивнул:

– Мы видели ваше прибытие во снах.

– И я молилась, – сказала молодая женщина. – Просила Господа прислать нам подмогу.

– Сьюворд… – начал я. – Вы ведь пропали из Лондона, да? Ваши друзья хотели организовать поиски.

Мужчина кивнул:

– Сюда меня привел долгий и странный путь.

– Хотелось бы услышать, что с вами приключилось.

Словно в ответ, громадный костер с треском выбросил сноп искр.

– Может быть, расскажу, – сказал Джек Сьюворд. – Но не сегодня. Сейчас у нас есть другое дело.

– Значит, уже почти время? – вмешалась Руби. – Он уже близко?

– Кто уже близко? – спросил я. – Кого вы ждете, а?

Сьюворд улыбнулся – с жутковатым спокойствием.

– Мы ждем его, мистер Дикерсон! – Он вытянул руку, указывая на океан. – Вон! Смотрите!

Его обезображенное лицо было озарено пляшущим светом яростного пламени. Я вгляделся в темноту и понял, о чем он. То зарываясь носом в волны, то низко кренясь, к берегу несся парусный корабль, явно потерявший управление.

– Он в опасности! – проорал я. – Если сейчас же не выправит курс – разобьется к чертовой матери!

– Мы ничего не можем сделать, – сказала Руби. – Остается только молиться.

– Он и должен разбиться, мистер Дикерсон, – сказал Сьюворд. – Но останутся выжившие. И среди них один, который нам нужен. Который изменит ход всех наших судеб.

– Кто он, черт возьми? Кто там на борту такой важный для вас?

Сьюворд вздохнул, словно ответ на мой вопрос был совершенно очевидным.

– Дитя Дракулы, кто же еще? – сказал он.

Корабль потерпел крушение, и мы ничего не могли сделать, чтобы предотвратить трагедию. Ощущая спиной жгучий жар костра, мы смотрели, как судно накреняется, заваливается на борт и – с оглушительным треском дерева и скрежетом металла – начинает тонуть.

Я подбежал к кромке воды, высматривая спасшихся. Завопил во все горло, чтобы они следовали на звук моего голоса. Сьюворд и женщина стояли за мной, как часовые. Наконец из темной воды показались всего трое – двое мужчин и мальчик.

Я ринулся в волны к ним навстречу, помог выбраться на берег, и они, шатаясь и спотыкаясь, побрели к костру.

– Артур! Квинси! – вскричал Сьюворд в каком-то исступленном восторге.

Старший из мужчин заключил доктора в объятия:

– Джек! Слава богу! Слава богу, ты жив! Но… твое лицо…

– Это долгая история. Думаю, тебе и самому есть что рассказать.

– Да, ты прав. – Артур указал на второго мужчину. – Это Стрикленд. Если бы не он, мы с Квинси не стояли бы здесь.

– Я Джордж Дикерсон.

Он окинул меня внимательным взглядом и улыбнулся:

– Ну конечно. Полицейский. Американец.

Я невольно расплылся в ответной улыбке. Мы обменялись рукопожатием. Мальчик – Квинси – тоже улыбался. В сердце на миг затеплилась надежда.

Потом заговорила Руби. Несмотря на свой возраст и пол, она прямо-таки излучает властность и силу. Истинная дочь своего отца.

– Господа! – (Мы все разом повернулись к ней.) – Нам нужно разработать план.

– План чего, мэм? – спросил я.

Она пристально посмотрела мне в глаза:

– Финальной битвы.

Дневник Джонатана Харкера

10 февраля. Не помню случая, когда мне приходилось бы напрягать силы на протяжении столь долгого времени или столь безжалостно и неумолимо принуждать себя к стоической выносливости. Целые сутки я шел без остановки. Кажется, часто брел в полусне, как заведенный переставляя ноги, подчиняя тело своей воле даже сквозь туман беспамятства.

Я неуклонно двигался на восток: где можно, держался железнодорожных путей, а в отсутствие таковых следовал инстинктам и звездам. На своем пути через графства Англии я старался не привлекать к себе внимания и поменьше попадаться на глаза кому бы то ни было. Мною по-прежнему владело тревожное ощущение, что самая страна меняется, переживает процесс возврата к каким-то темным временам. Никогда еще здесь, на родине, меня не преследовало столь неотвязно чувство, что мне грозит опасность, причем сразу со всех сторон.

В атмосфере повсюду разлито какое-то голодное вожделение, словно все запретные страсти, которые долгое время приходилось обуздывать, теперь вырвались наружу. Черная тень графа легла на всех нас, и теперь мы уже понимаем, какие еще силы таятся во мраке.

Уже наступил второй вечер моего отчаянного похода и сгустились сумерки, когда я увидел впереди мрачный лесной массив. К тому времени я находился на окраине Восточной Англии[71] (во всяком случае, мне так кажется). Миль десять, наверное, прошагал по железнодорожному пути, прежде чем по обеим сторонам от меня потянулись плотные стены вязов и ясеней.