Дитя Дракулы

Сразу за площадью – лицом к исполинской горной гряде, словно бросая ей вызов, – стоит Черная церковь[9], получившая свое наименование из-за стен, потемневших от гари и копоти при жестоком пожаре, который случился около двух с половиной веков назад и, насколько я могу судить, причинил значительные разрушения всему городу. Однако именно в силу своего смертоносного характера пожар послужил также и ко благу, полностью уничтожив чуму, все еще свирепствовавшую здесь в то время.

Темные стены придают зданию зловещий вид, которому, впрочем, нисколько не соответствует внутренность храма – просторное, светлое и довольно изящно оформленное пространство, пускай и грешащее по-язычески избыточной выразительностью (на мой столичный взгляд, по крайней мере). Даже мне, обладателю крепких нервов, фигура Христа на кресте, претерпевающего нечеловеческие муки, показалась настолько страшной в своем чрезмерном натурализме, что даже не знаю, смогу ли я сегодня спать спокойно. Страдание на лице Спасителя передано чересчур достоверно; струйки крови, стекающие по худому жилистому телу, нарисованы слишком реалистично. Я торопливо завершил осмотр Черной церкви и не без облегчения вышел на улицу, где уже начинало смеркаться.

Должно быть, атмосфера храма подействовала на мое воображение сильнее, чем мне показалось поначалу, ибо я мог бы поклясться, что, выйдя наружу, увидел на другой стороне улицы молодого человека, который стоял в тени, глядя на вход в Божий дом. Я поморгал в сумеречном свете и протер глаза, а когда снова посмотрел – там никого не было.

Пишу в своей комнате незадолго до того, как спуститься к ужину, абсолютно трезвый. Последнее обстоятельство подчеркиваю, чтобы было понятно: следующее мое заявление отнюдь не какая-нибудь хмельная фантазия.

Я почти уверен, что молодой человек, мельком увиденный мною у Черной церкви, был тот самый англичанин, который приковал мое внимание вчера в грязном, пропитанном грехом переулке старого Бухареста.

* * *

8 ноября. В окно падают косые лучи рассвета. Я весел и возбужден. Вчера во мне вспыхнула новая страсть, и в венах моих теперь струится жаркий огонь.

Вернувшись в отель после посещения Черной церкви и сочинив несколько абзацев касательно главных событий дня, я слегка задремал. Проснулся с пересохшим горлом и тяжелой головой, разбитый и усталый от путешествия, а также, полагаю, от предшествовавших ему развлечений. Приближаясь к пятидесяти летам, я стал замечать, что здоровье мое уже не такое крепкое, как раньше. С трудом поднявшись на ноги, я ополоснул лицо холодной водой, оделся к ужину возможно лучше (мой вечерний костюм, признаться, уже несколько поистрепался) и сошел вниз. Там меня ждало нечто невероятное и совершенно потрясающее.

Помещение, где славная хозяйка накрывает трапезы, длинное и темное; стены украшены мрачными горными и лесными пейзажами. К столу здесь, как и повсюду в королевстве, подаются в основном мясные блюда (с преобладанием разнообразных колбас) и всевозможные гарниры из капусты, вареной или тушеной. Все это – от обстановки помещения до меню ужина – я мог угадать еще прежде, чем спустился по лестнице. Однако там, в убогой столовой зале, оказался сюрприз, о каком я и мечтать не смел.

Поскольку сейчас, поздней осенью, эта захолустная гостиница почти пустовала, в столовой не было никаких других постояльцев – кроме одного джентльмена, чьи черты, фигуру и обворожительную улыбку я тотчас узнал.

На меня устремил глаза молодой человек, которого я видел позавчера в грязном бухарестском переулке и вчера возле церкви. Я невольно остановился, даже пошатнулся от неожиданности, и еле выговорил:

– Д-добрый вечер…

Молодой человек улыбнулся чуть шире:

– Вы англичанин?

– Да, – ответил я.

– Что ж… – Он обвел рукой пустую залу. – Не угодно ли присоединиться ко мне? Два англичанина, преломляющие хлеб в чужой стране.

– С великим удовольствием. – Я подошел к нему и протянул руку. – Позвольте представиться: Морис Халлам.

– Очень приятно. – Ладонь у него мягкая и гладкая, но пожатие крепкое. – Габриель Шон.

– Премного рад. – Я не без сожаления отпустил его руку и сел рядом. – Премного рад познакомиться с вами наконец.

Шон удивленно приподнял брови:

– Разве мы встречались прежде?

– Да, полагаю, – сказал я со всем посильным спокойствием. – Около Черной церкви?

– Ах да, конечно! Теперь припоминаю, мистер Халлам.

– Нет-нет. – Я доверительно подался вперед и призвал на помощь все свое обаяние. – Зовите меня просто Морис.

– Договорились. А вы меня – Габриель.

– Величайший из архангелов, – пробормотал я. – Самый высокопоставленный и чтимый из Божьих вестников. Главный утешитель Адама перед грехопадением.