Дитя и болезнь. Неведомый мир по ту сторону диагноза

Кроме того, можно задаться вопросом, а знает ли ребенок, с чем он должен воевать?

Вторжение неведомого врага

Болезнь для ребенка — нечто неизвестное и непонятное. Неизвестное пугает, поэтому болезнь нужно хоть как-то себе объяснить. Объяснение берется самое простое и доступное: на первых этапах лечения для большинства детей она ассоциируется с чем-то чужеродным, не относящимся к нему самому. Очень многие дети, обсуждая причины болезни, говорят о микробах, вирусах, плохой экологии — словом, только о внешних факторах. Они не связывают болезнь с собой, со своей жизнью. Вот, например, отрывок из разговора с мальчиком двенадцати лет, проходящим курс облучения:

— Что происходит в организме во время облучения?

— Опухоли больно, она корчится и уменьшается.

— А тебе больно, когда облучают?

— Нет.

— Почему тебе не больно?

— А почему мне должно быть больно? Ведь это ее уничтожают.

В его словах есть доля истины. Действительно, облучение само по себе не причиняет боль, но важно не это, а то, как понимает безболезненность мальчик: недуг не имеет ко мне никакого отношения.

«Поломка», которую кто-то чинит

Еще один способ восприятия болезни можно назвать «поломка механизма». В этом случае ребенок обращает внимание не на внешние причины недуга, а на его проявления, симптомы. Тогда болезнь превращается в физиологическое явление, находящееся где-то там, внутри организма. При этом организм, тело ребенок воспринимает как некую оболочку, с помощью которой можно выполнять какие-то необходимые ему движения и действия — что-то вроде машины. Логика его рассуждений будет примерно такой: «Ну почему у меня должна болеть нога, если я проколол колесо у машины?»

Когда восприятие болезни не выходит за уровень физиологии, ребенок, естественно, не понимает, каким образом он может на нее повлиять. Если недуг не имеет ко мне никакого отношения, то я ничего не могу сделать и для своего выздоровления. Такая отстраненность от лечения вполне объяснима: «Я тут ни при чем, потому что в происходящем разбираются только врачи. Они имеют дело с этим „чужеродным", они знают, что надо делать, они лечат». В таком случае ребенок, прошедший несколько курсов лечения, то есть уже понимающий важность хороших анализов, даже не хочет интересоваться ими:

— Сколько у тебя лейкоцитов?

— Не знаю. Спросите у мамы.

— А ты не спрашивал?

— Нет, а зачем?

А ведь количество лейкоцитов — это показатель силы иммунитета, и большинство детей об этом знают. Но ребенок не интересуется ходом лечения, отдавая право распоряжаться своим телом врачам и родителям.

С точки зрения врача такая пассивность ребенка имеет свои плюсы. Он «удобен», послушен, он выполняет предписания. Но на самом деле ребенок внутренне затаился, он просто пережидает неприятный момент в жизни, и в том, что его окружает, нет для него ничего интересного. Активность его души минимальна. Он остановился в своем движении по жизни. Говоря предельно, он не живет в этот момент. Священник Павел Флоренский писал о пассивности души человека в определенные исторические периоды:

«…дух (его. — А.Х.) пассивен, как бы в щелку подсматривает, сам не участвуя, только созерцает, и материя подчинена механическим законам»[84].

То есть человек своим бездействием оставляет материю, которая как раз и должна просвещаться духом, без его окормляющего воздействия. И материя тела словно отрывается от его души и начинает существовать лишь по своим физиологическим законам.

Такой параллелизм душевных и телесных процессов вполне отвечает мировоззрению врачей. Они со знанием дела исправляют физиологические поломки, а остальное их не интересует, потому что находится вне медицинских представлений. Ребенок же, словно со стороны, наблюдает за тем, что делают врачи с его телом. А иногда даже и не наблюдает, и не подглядывает в щелку, а смотрит вообще в другую сторону через свой планшет, представляя себя могучим воином в какой-нибудь игре.

Воспринятая ребенком механистическая точка зрения на болезнь блокирует его желание разобраться в том, что с ним происходит, и приводит к полной пассивности. Невозможность действовать в ситуации, в свою очередь, вызывает беспокойство и страх. Пишет мама Изабель:

«В эту ночь, перед началом первого курса лечения, ты снова осталась одна. Должно быть, для тебя это была ужасная ночь, слишком велико было напряжение неизвестности, тебя мучили вопросы и страхи, боли и недомогание — у тебя сильно поднялась температура, тебя всю трясло, и тогда ты попросила позвать к тебе дежурного врача»[85].