Семья в сознании ребенка — это опора в переживании не только болезни, но и приближающейся смерти. Способность ребенка перерабатывать происходящее с ним во многом зависит от опыта, полученного в семье. От того, насколько он воспитан, то есть присутствуют ли и в его мировоззрении базовые понятия и ценности, оформленные в культуре и переданные ему семьей, и насколько они укоренились.
Человеку по силам переосмыслить болезнь. Опыт страданий утончает восприятие ребенка и дает новое понимание жизни в целом. Кроме того, его личный опыт в какой-то момент словно расширяется и охватывает окружающих людей. Он становится смыслообразующим началом для всей семьи. Это подлинное взаимодействие ребенка и близких.
Парадоксально, но болеющий, умирающий ребенок стал источником сил для всей семьи! Сквозь усталость, слезы и страх родители смогли увидеть иной, высший смысл происходящего. Вспоминаются слова митрополита Антония о возвышающей силе смерти:
«Смерть — единственное, что может заставить нас вырасти в меру жизни. Без нее жизнь могла бы стать столь мелкой и ничтожной! В тот момент, когда перед нами встает смерть, когда она входит, например, в наш дом, все приобретает истинно человеческий, то есть богочеловеческий, масштаб»[151]
.Эта сила такова, что представлявшееся «плохим» на уровне обыденного сознания под ее действием переплавляется, чернота уходит, как шлак, и новая светлая нить вплетается в жизнь. Как вечное повторение победы Жизни над смертью.
«Я хочу попасть в Рай»
Откровенный разговор действительно что-то открывает. Открывает и нас самих навстречу другому, и ему позволяет открыться. Ребенок спасается от «замурованности» в собственные переживания и страхи. А преодоление страха позволяет узнать и другую сторону смерти. Вот как писал об этом митрополит Антоний: «В каждый момент нашего внутреннего развития смерть присутствует не как разрушительная сила… как сила, которая нас освобождает, позволяет нам стать иными»[152]
.Смерть начинает восприниматься как освобождение. Об этом свидетельствует и мама Изабель:
Иногда дети говорят:
Аня. Во время долгого и откровенного разговора эта девочка-подросток из отделения онкологии сказала:
— Если бы у меня была гарантия, что я попаду в Рай, я с облегчением умерла бы. Я очень устала.
Перед этим мы говорили о людях, думающих о самоубийстве. Аня, человек глубоко и искренне верующий, эту мысль не допускала. Но саму усталость от долгого лечения, конфликтов в семье чувствовала очень остро. А еще в том же разговоре я задал ей вопрос:
— Какая утебя цель в жизни? — ожидая услышать что-то вроде «поступить в…», «познакомиться с…», «стать…», то есть ответ ожидался в «горизонтальной плоскости». Но пришел он из «вертикали», пришел без вычурности и позы, простой и, как потом понимаешь, единственно верный:
— Я хочу попасть в Рай…
Мы сравнивали смерть с отсутствием какой-то части в картине мира. Бывает, что удаление части картины жизни позволяет увидеть новую реальность, свет. Эту работу совершает в человеке вера. И, наверное, таким можно представить состояние подвижника, который ради этого света, идущего из мира невидимого, отказывается от остальной части картины.
Предчувствия…
Они как бы невзначай проскакивают в «обычных» больничных разговорах:
— Мама, почему я болею? Зачем я живу? Зачем меня Бог наказывает?
— Все будет хорошо.
— У тебя будет, у меня — нет.
В стихах детей: