— А если я не успею? — перебивает Дара. — Лес забрал наше время, — она поворачивается ко мне, и в ее упругий животик упирается мое каменное желание быть с ней всегда. — О, король, кажется, голоден? — грусть сменяется теплотой в голосе. Дара так сладко улыбается, что я млею и срываю рубашку одним движением, завязки и ткань трещит от моей силы, а по коже ползет приятное предвкушение. Откидываю в сторону штаны и не свожу глаз с обнаженной и красивой женщины — моей единственной.
— Ты успеешь, — шепчу, налетая на ее губы. Тяну к себе и неистово ласкаю горячий рот, будто боюсь, что этот сладкий миг может закончиться в любой момент. Так и есть. За сколько времени снова накопятся эмоции о Марьяне, сложно сказать. Обязательно будет новый рецидив, и нужно готовиться ко всему, а я еще не до конца разобрался с прошлыми иллюзиями. Кто мог на Дару кинуть такую петлю, кто мог усилить ее мучения? Кому это нужно?
Дара задыхается, но отвечает так жарко, что я на секунду отстраняюсь и всматриваюсь в ее лицо.
— Я хочу тебя, Эмилиан… — шепчет асмана и тянет за собой в воду.
— Драконица не выпорхнет? — говорю, когда девушка опускается в дрожащую лазурь, и нежная голубизна подчеркивает ее изгибы и темные вишенки сосков. С наслаждением веду по молочной коже. Собирая ее дрожь и трепет, приподнимаю волосы и перебрасываю светлые кудри за спину. Веду губами по шее, изучаю каждый участок тела моей невесты, прикусываю вершинки и выступы, дурею от ее ласково-тягучих прикосновений, что греют спину и, сжимая пояс, тянут меня к себе.
— Боишься? — ее голос слегка ломается, становится глубже, ниже, а в глазах вспыхивают огоньки, будто внутри прячутся маленькие маруньи.
— Научилась контролировать? — обвожу большим пальцем покрасневшие приоткрытые губы. Дара едва заметно кивает и прикрывает глаза, а когда снова смотрит на меня, радужка возвращает привычный зеленый цвет. — Дара, чем ты занималась на земле? Кем была?
— Муж, — она говорит спокойно, но еле ощутимо дрожит. Она трогает меня, шаря ладонями по плечам, спине, груди, заставляя пылать и мучиться от возбуждения, опускает руки ниже и сильно сжимает мои ягодицы, — ничего мне не разрешал. Я пропадала в саду, выводила разные виды роз, читала книги, слушала музыку, училась кулинарии. Все остальное мне было запрещено: никакого интернета, связи, друзей. Ничего. Он панически боялся, что я сбегу, что меня украдут. Больной человек твой брат. Неужели он всегда таким был?
— Он знал, что я приду, Дарайна, вот и весь секрет, — приподнимаю ее за талию и сажу на борт ванны, мягко раздвигаю ее бедра и встаю между ног. И, опустившись, договариваю: — Марьян понимал, что ты для меня важна, что я буду искать. И прятал тебя нарочно. Теперь мы вряд ли узнаем, как ему все это удалось, как он понял, кого нужно искать и где, но это не так важно. Мне фамильяр помог, только он смог почувствовать пару, а как это сделал Марьян — сложно представить, тем более, в мире без магии. Но это не важно. У нас будет сын, Дарайна, — оглаживаю ее живот, а второй рукой придерживаю за спину, чтобы не упала. — И наш сын изменит историю, — опускаю пальцы к темно-золотистому треугольнику и раскрываю нежные лепестки двумя пальцами. Девушка изгибается со стоном, цепляется за волосы и дергает их на себя.
— Я… Эмилиан, будь настойчивей, это будто ласковая пытка. Моя сэйя сходит с ума.
— Маленькая драконица разбушевалась? — провожу вверх-вниз и осторожно ввожу палец. Разминаю нежно, постепенно растягивая и раскачивая, чтобы Дара приняла мою толщину. За два месяца во мне накопилось слишком много нерастраченной страсти, боюсь сделать ей больно.
— Ах… — Дара сжимается от глубокого толчка, а, когда я подаю руку назад, тянется, обнимает за шею и тоненько скулит. — Ну же…
Она тугая, будто совсем невинная, и под ладонями раскаляется жар такой силы, что меня едва не сносит напором, едва не взрывает семенем. Для нас каждое Единение, как первый раз, и это невероятно волнует, но и мучает. Стигмы подсвечиваются алым, выпускают золотые нити, оплетают нас, кружатся над головой, щекочут плечи и руки, путаются в волосах и рассыпаются вокруг нас мерцающей пыльцой, стоит отклониться или повернуться. А затем танец страсти продолжается: золотые канаты скручиваются, опутывают нас, связывая. Я хочу, чтобы это длилось вечно, но пока согласен и на эти важные для нас обоих минуты, наполненные моей любовью и ее желанием.
Дара извивается на моих руках, больно тянет волосы, но мне плевать, я не чувствую дискомфорта — только безумную тягу. Желаю вывести этот сладкий миг в бесконечную степень, и, когда слегка надавливаю на чувствительную точку, девушка вскрикивает и, подрагивая, еще больше раскрывается для меня.
Осторожно убираю руку, ладонью нажимаю на спину, поглаживаю острые лопатки, впутываю пальцы в мягкие волосы Дарайны, дышу в приоткрытые от наслаждения губы. Невеста успокаивается и расслабляется, движения ее ладоней плавнее, прикосновения невесомее, а в зелени глаз появляется туманная дымка радости и облегчения.