Дитя льдов

К тому времени, когда матросы разбили на берегу залива лагерь, Крозье уже плохо понимал, где они находятся и что делают. Он совсем выбился из сил и уже не мог совладать с усталостью. Он видел, что остальные моряки тоже чахнут с каждым днем. Из шестидесяти шести оставшихся в живых только трое или четверо еще сохраняли уверенность в движениях. Страшно было смотреть, как долго и неуклюже возятся люди, устанавливая палатки. Теперь им на это требовалось в два раза больше времени, чем в первые недели похода.

Торосы на пути больше не попадались, но вокруг по-прежнему простирались одни лишь ледяные поля. Даже не верилось, что наступило лето. Гнейсы и известняк должны бы уже не то что проглядывать сквозь льды, а полностью освободиться ото льда. Крозье так и не заметил ни водяных карманов, ни озер, ни ручейков, которые, как утверждал побывавший здесь сэр Джеймс Кларк Росс, преобладали в рельефе острова Кинг-Вильям. Они могли бы уже кормиться лишайником, которого здесь много летом, и охотиться на оленей. Но ничего такого не было: ни земли, ни лишайника, ни оленей.

Крозье вытащил карту и разложил ее на единственном взятом с корабля сундуке.

Проходя за день один-два километра, они достигнут Бэкс-Фиш-Ривер через месяц. Или через сорок, пятьдесят дней. Крозье задумчиво смотрел на карту. Никто не знал, куда именно впадает на западе Бэкс-Фиш-Ривер. Было известно, что эта река достаточно полноводна. Если хватит сил спустить шлюпки на воду, можно будет надеяться, что течение вынесет их прямо в Тихий океан. Наверно, это все же лучше, чем пытаться подняться по реке, преодолевая бесконечные пороги.

Если повезет — а ведь Господь обязан хоть как-то вознаградить их за страдания, — в устье реки они запасутся свежей рыбой и дичью для плавания на запад.

Отложив карту, Крозье позвал врача Гарри Гудсэра. Гудсэр был очень болен, ходил согнувшись в три погибели, с трудом волоча ноги.

— Сколько больных? — осведомился у него Крозье. — Сколько человек способны продолжить путь к Бэкс-Фиш-Ривер?

— Ни один не способен.

— Гарри, мы должны идти.

— Ну, в таком случае человек двадцать.

— И это из шестидесяти четырех…

Они пристально посмотрели друг на друга. Сорок четыре больных!

— Впервые вижу такую разновидность цинги, — сказал Крозье.

— Я тоже, — признался Гудсэр.

— В одной палатке устройте лазарет, — распорядился Крозье. — Мы возьмем с собой по минимуму, остальное оставим с вами. С вами останется Макдональд. Стэнли и Педди пойдут со мной.

— Мистер Стэнли не в состоянии идти, сэр.

11

Ночи теперь вообще не было. В краю белой медведицы с мая по июль круглые сутки светило солнце. Сама она сейчас стояла на берегу пролива Симпсон, низко свесив голову. Она очень устала.

Медведица не знала, жив ее детеныш или уже не дышит. Кормить его было нечем. Тюлени плавали далеко в море, и ей не удавалось добраться до них. Она прошла сто семьдесят километров и уже не помнила, куда и зачем бредет. Медвежонок обмякшим комочком лежал на каменистом берегу.

В море охотился на тюленей взрослый самец.

Учуяв запах убитой самцом добычи, медведица легла на землю. У нее не было желания драться с ним или мешать его трапезе. Она тихо лежала и ждала, когда самец уберется из пролива.

В полночь самец выбрался на берег.

Медведица лежала спиной к ветру в углублении прибрежного галечного вала, детеныш лежал рядом. Ее разбудил запах. Она подняла голову и увидела самца. Он неспешно направлялся к ним с обманчиво беззаботным видом.

Медведица быстро вскочила на ноги.

Сначала самец обошел ее стороной. Он учуял запах детеныша. Она знала, что он убьет малыша, если сумеет подобраться к нему. Поэтому, когда самец вдруг со всех ног припустил к ним, медведица первой набросилась на него.

У нее перед самцом было только одно преимущество. Нарастив под кожей толстый слой жира, он был тяжелее и неповоротливее, чем она, исхудавшая от долгой бескормицы. Медведица вцепилась самцу в плечо и прокусила его почти до кости. Из рваной раны хлынула кровь. Самец удивился, но не испугался. Попятившись, он застыл в угрожающей позе.

Медведица не отступала. Она даже не задумывалась о том, что ей, возможно, придется отдать за детеныша жизнь. Ею руководили не чувства, а инстинкт, повелевавший любой ценой сохранить потомство. За медвежонка она готова была сражаться насмерть.

Из последних сил Пловчиха бросилась в атаку. Она колотила самца передними лапами, а он кусал ее за морду, пытаясь найти чувствительную точку под челюстью. Она оказалась более серьезной соперницей, чем он ожидал. Рыча, самец отступил, но взгляд его теперь был прикован к детенышу.

Наконец дала знать о себе боль. Его белоснежная шкура окрасилась кровью. Смерив медведицу оценивающим взглядом, самец развернулся и быстро пошел прочь.

Медведица, щурясь, смотрела ему вслед, пока его силуэт не растворился в серовато-белой дали. Самец бросился в воду и неторопливо поплыл к скоплению плавучих льдов.