Дитя льдов

Накануне вечером Джине позвонил Ричард Сайбли. Он подтвердил, что Джон прилетел с ним в Йоа-Хейвен. Да, они нашли медведицу. Да, она бросилась на Джона, но он не пострадал. Да, потом они вместе вернулись в Йоа-Хейвен. Но где Джон сейчас, он не знает.

— Прошу прощения? — переспросила Джина, решив, что она ослышалась.

— Мы вернулись. Джон отправился в свою комнату, — прорывался сквозь помехи на линии голос Сайбли. — Когда я зашел к нему, на кровати лежало письмо с вашим телефоном, а его самого уже не было.

— Не было? — повторила Джина. — И куда же он делся?

— Отправился куда-то на каяке, но…

Джина совсем растерялась.

— Про Сэма мне сказал один из местных сотрудников Си-би-си. Я вам очень сочувствую.

— Так вы ничего не знали?

— В вашем электронном письме про это не говорилось.

— Про Сэма говорили по телевидению! — воскликнула Джина.

— Я давно не смотрел телевизора, — объяснил Сайбли.

— Невероятно.

— Не могу сказать, что на него нашло, — продолжал Сайбли. — Столкновение с медведицей, конечно, не шутка, но… В общем, если честно, миссис Шоркрофт, я не заметил, чтобы его это потрясло. Он совсем не расстроился. То есть Джон… такое впечатление, будто его что-то гложет, — наконец сформулировал Сайбли. — Вы, наверно, понимаете, что я имею в виду. Будто у него тяжесть на сердце…

— Да, знаю, — ответила Джина. — Это долгая история, мистер Сайбли. И грустная.

В аэропорту Джо с Кэтрин ждал неприятный сюрприз.

Едва они выбрались из такси, к ним подбежала журналистка, за ней по пятам следовал фоторепортер.

— «Меридиан ньюз», — представилась журналистка. — У вас есть новости о Джоне Маршалле?

— Нет, — ответила Джо, щурясь от вспышки.

— Как самочувствие Сэма, мисс Харпер?

— В норме. Состояние стабильное.

— Вы обе летите в Канаду?

— Нет. Летит только мисс Таккирук.

Джо жестом привлекла внимание журналистки.

— Я хочу сделать заявление. Джон Маршалл не знает, что мы его ищем. Если мы найдем его и он примет решение вернуться, это будет замечательно. Но если мы не сумеем отыскать его вовремя или… или обстоятельства сложатся как-то иначе, вины его в этом не будет.

Голодная бухта. Полдень. Джон Маршалл стоял на единственном в округе возвышении. За его спиной расстилалась бесцветная пустошь, там и тут залитая водой — в результате таяния льдов среди камней образовались сотни озер.

Джон посмотрел на восток. До самого горизонта, насколько хватало взгляда, простиралась голая равнина. Нигде не было видно ни животных, ни растительности. За три дня Джон прошагал около шестидесяти километров, и теперь ноги у него горели. Он поставил палатку, но сейчас, глядя на нее со стороны, видел, что сделал это небрежно — полог трепыхался.

Джон сел. Камень под ним заскрежетал, словно раздавленный фарфор. Последние силы оставили его, и он свернулся калачиком, не обращая внимания на комаров, зависших над ним темной тучей. Лицо его вспухло от укусов. Но это не имело значения. Он перестал воспринимать боль и больше уже не обращал внимания на жажду.

Джон перевернулся на живот и закрыл глаза.

Лейтенант Шватка, участник одной из многочисленных экспедиций, посланных на поиски Франклина, в 1879 году назвал это место Голодной бухтой. Он тогда думал, что нашел следы последних уцелевших моряков с кораблей Франклина. Эскимосы сообщили ему, что они обнаружили трупы белых людей, часы, ружья и порох.

Некоторые утверждали, что Крозье добрался до острова Монреаль, расположенного в самом устье реки, но Джону в это верилось с трудом — от Голодной бухты до острова Монреаль пятьдесят километров, и он плохо представлял, как мог Крозье преодолеть такое расстояние, если уже здесь ему пришлось выпрашивать У местных жителей тюленье мясо. Нет. Он умер здесь. В этом самом месте.

Джон повернулся на бок и открыл глаза.

Путешествие оказывало на него очищающее воздействие. Он радовался тяготам, потому что они позволяли забыть о неприятных мыслях. Вторая ночь выдалась дождливой. Вода проникла в палатку и он проснулся насквозь вымокшим. Утром он пошел. Еще месяц, думал Джон, и опять наступит зима. Он сел и стал ждать.

Ему вспомнился отец. Он ведь так хотел рассказать ему о Кэтрин, но не решился. В этом его главная беда — в неумении открыться другим людям. Только Кэтрин видела его истинное «я». Понимала его отчаяние, хотела его любви. Любила его таким, какой он есть.

После смерти Дуга Джон не мог заставить себя встречаться с ней Видеть ее всепрощающий, понимающий взгляд было выше его сил. Сам он себя не простил. Ему нечего дать матери.

Нечего дать Кэтрин…

И все же она готова была пройти с ним весь этот путь до конца.

Джон дотронулся до лица и удивился, почему оно мокрое. Потом сообразил, что лицо его мокро от слез.

День угас. Свет в считанные минуты сменился мраком, а потом полил дождь Ветер холодными иглами впивался Джону в лицо. Он больше не видел льдов в океане. Не видел изрытую впадинами землю позади себя.