Дитя среди чужих

— Отдохни, Генри, — говорит Дэйв, и в полусонном состоянии Генри кажется, что это его отец говорит с ним у кровати, а не дядя Дэйв. Часть его знает, что это неправда, что его отца больше нет — теперь он ушел навсегда, — но он позволяет этой мысли задержаться еще на мгновение, ведь так приятно думать, что папа все еще рядом, даже если это ложь самому себе.

«С другой стороны, — думает он, прежде чем впасть в беспамятство целебного сна, о котором отчаянно просит тело, — думаю, неважно, папа это или дядя Дэйв, ведь там тот, кто меня любит, и этого достаточно».

При этой мысли Генри улыбается и засыпает, даже не почувствовав запаха порции риса с курицей, которую Мэри приносит и ставит на ближайший стол, где еда остается остывать.

2

Сали картинно сидит за своим столом, высоко задрав молчаливые ботинки на угол, стул откинут так далеко, что упирается в окна, протянувшиеся от пола до потолка его маленького кабинета. Как и всегда после завершения дела, агент прокручивает в уме все от начала до конца. После отчета, официального отчета, он любит несколько дней размышлять о том, что мог сделать иначе; может, даже лучше. А еще ему нравится перепроверять все выводы, чувствовать уверенность в их точности.

«Всегда можно сделать лучше» — вот его девиз в конце каждого дела, когда он передает данные офисным сотрудникам, иногда в серьезном тоне, когда дело прошло плохо, а иногда, когда все хорошо, сардонически и легкомысленно, противореча правде высказывания. Именно последним тоном он говорит эту фразу после дела Генри Торна. Легкомысленно, но все же правдиво.

Как только пожар в доме потушили, а окружающий лес спасли, команды агентов из разных отделений ФБР и местных органов приступили к методичному выяснению того, что именно произошло за дни плена Генри Торна. Некоторые выводы были безумными, без этого никуда.

Как бы то ни было, тела нашли и опознали.

Пит Скалера. Дженни Лэниган. Грег Лэниган. Лиам Джонс. Джим Кэди. Все мертвы и, за исключением Джонса, сожжены дотла, от преступников остались лишь разбросанные кости и обугленные черепа с почерневшими, вечно оскаленными зубами. Причину смерти определить было сложно, учитывая такое состояние. Никого не застрелили, не избили тупыми предметами и ничего из того, что можно было бы найти на оставшихся костях.

Все остальные скелеты, найденные в сгоревшем доме, отнесли к останкам животных и изъяли из рапорта.

Разумеется, все это было на бумаге. Главной темой — в том числе и сплетен в коридорах и кафетериях, — были теории о том, что, черт возьми, случилось с тем существом.

Обломки сарая тщательно расчистили, подготовили много оружия на тот случай, если эта тварь — предположительно мертвая, — решила вылезти на последнем издыхании, как в фильмах ужасов, именно в тот момент, когда окружающие ожидали этого меньше всего. Когда уже убедились, что она мертва.

Но в итоге — сюрприз — никакого существа. И это послужило поводом для интересной дискуссии. Совместно с членами спасательной команды была придумана история — история, в которой ничего не говорилось о странном семифутовом существе, не поддающемся классификации, которое выпрыгнуло из горящего дома с ребенком на руках, разорвало когтями тело Лиама Джонса в клочья, получило две пули из мощной снайперской винтовки и все равно сбежало (на восьми конечностях, вообще-то!) в сарай, чтобы спрятаться и, предположительно, умереть.

Никакого упоминания о том, почему все открыли огонь, выпустив более сотни пуль по тому, что, по отчету, было лишь пустым горящим сараем.

Никакого упоминания о свежевырытой яме почти двух футов в диаметре. О яме, которая вела вниз, глубже и глубже, а потом слегка изогнулась в сторону леса и резко заканчивалась непроходимым завалом из плотно утрамбованной грязи.

Все это не входило в официальные отчеты, включая тот, что писал Сали. Если их спросят, ребята из отряда скажут, что вели огонь на поражение, пока парень бежал к своему дяде, и все это ради того, чтобы та сволочь с топором в животе внезапно не вскочила и не побежала следом.

Если бы.

По совету адвоката Сали подал отчет в таком виде, без всяких «неоднозначных предположений» о том, что он, отряд по спасению, ФБР и сам Генри Торн могли видеть, а могли и не видеть, учитывая хаос нападения.

Поэтому Сали решил забыть, и если честно? Его это устраивало. Он был не из тех, кто выкладывал всю правду, главное, чтобы жили те, кто должен жить, а те, кто справедливо заслуживал смерти, получали по заслугам.

Тут все как надо.

Нет, что беспокоило Сали и давило на носки его блестящих черных ботинок — так это Генри.

Сали был уверен, что малыш только так будет болтать о странном женоподобном чудовище с шестью конечностями, истерично описывать детали того, что легко можно было бы списать на плод воображения травмированного ребенка.

Но он этого не делал.