Дитя среди чужих

Так вот,– хмыкает Джек,– плохая новость в том, что скоро, очень скоро, я больше не смогу тебе помогать, Генри. Не смогу показывать, как думают люди, что они чувствуют. Придется смотреть на это собственными глазами, увидеть мир простым, без обмана. Не получать на все ответы, понимаешь? Потому что такова жизнь, малыш. Жизнь – это вопросы, на которые ты не знаешь ответов, именно их поиск и делает нас людьми. Но я в долгу перед тобой, и я люблю тебя. Но мне кажется, я дал тебе небольшую фору, да?

Генри снова изучает руль, Джек же – свои руки. На мгновение они оба замолкают, пока Генри борется с подступающей грустью, не желая поддаваться ей, но и не желая отпускать.

Хотел бы я обнять тебя,– тихо говорит Джек.– Обнять в последний раз.

– Я тоже,– отзывается Генри и вытирает зудящий, усталый глаз.

Джек вздыхает.

Но сейчас я разряжаю твою батарейку, приятель, а прошлой ночью я израсходовал чертовски много… Но послушай меня.– Генри поднимает взгляд на призрака, широко улыбающегося из-под затененного лба и серебристых глаз.– Все получилось, Генри. Я справился. Твой дядя Дэйв? Он идет. Он близко.

– Правда?

Улыбка Джека исчезает.

Но, кажется, этого недостаточно. Я не знаю…

Внимание Джека снова приковано к дверям сарая. Он следит за тенью, перекрывающей солнечный свет, пока та движется по поверхности деревянных планок.

Тень останавливается.

Отступает.

Виднеемся размытое движение, за которым следует громкий треск, и острие топора пробивает деревянную панель, выбивая гигантскую щепу на пол.

Узкое отверстие заполняет лицо Джима, один выпученный глаз плотно прижат, вглядываясь в темноту.

– Привет, Генри.

5

Джим отводит топор назад и замахивается им на дверь сарая – снова, снова и снова. Он ждет, что услышит долгожданный крик Генри. Он удивлен – вообще-то, даже разочарован,– что тишина продолжается.

Не важно. Скоро он начнет кричать. О да, детка, он будет много кричать.

Джим снова замахивается топором. Он с приземляется с гулким хрясь, и еще один кусок дерева улетает в темноту. Теперь мужчина легко может просунуть туда руку. Он хватается за поперечную балку и вынимает из скоб. Она с глухим стуком падает на землю.

Свободно держа топор в одной руке, Джим тянется к краю двери.

– Хватит, Джим.

Джим замирает, убирает руку с двери и опускает голову.

– Пожалуйста, не надо, брат мой.

– Нет, надо,– отвечает Лиам.– А теперь повернись.

Джим не оборачивается, но вместо этого делает маленький, медленный шаг в сторону от многострадальных дверей сарая.

– Мы почти у цели, Лиам. Парень? Он же здесь. Все хорошо. Мы близки. Осталось только сесть в машину и уехать отсюда. Забрать наши гребаные деньги. Два миллиона баксов, чувак. Один тебе, один мне. Встретимся с моим человеком и отпустим парня, как только пересечем границу. Он быстро найдет пограничный патруль, и на этом все закончится. Мы все сможем.

– Я так не думаю,– говорит Лиам.– Надо отпустить Генри. А мы убежим. Вот мое предложение.

Джим тяжело вздыхает и качает головой.

– Все в моей жизни,– говорит он.

Лиам подходит ближе, склонив голову.

– Что?

– Все в моей жизни разочаровывают меня,– заканчивает Джим, опуская мускулистые плечи.– Рано или поздно меня все подводят, чувак. Все.

Джим наполовину поворачивает голову. Лиам направляет пистолет в спину Джима. Глаза и руки австралийца тверды, и Джим знает, что он выстрелит без колебаний, стоит потянуться к 38-му, прижатому к животу.

– Ты уверен? – спрашивает Джим.

– Отойди от двери, приятель,– просит Лиам.– Брось топор, убери пистолет.

Джим делает полшага, затем останавливается.

– Ага… Что-то мне не хочется.

* * *

– Это Лиам,– говорит Генри, открывая внутренний глаз и изучая разговаривающих перед сараем мужчин.– Он поможет. Он так сказал.

Джек указывает на зажигание.

Вставь ключ туда, Генри, но пока не поворачивай.

Генри не понимает. Нервничает.

– Зачем? – спрашивает он, но глаза Джека не отрываются от расщепленной, пропитанной солнцем деревянной двери сарая.

Просто сделай это, сынок.

Генри вставляет ключ в замок зажигания – чего никогда раньше не делал – и чувствует облегчение, когда зазубренные зубцы металлического ключа, хотя и грубо, входят в полость.

– Круто,– замечает он.