Дитя среди чужих

Лиам дважды пытался вытащить топор из живота. Один раз после того, как услышал первый выстрел изнутри дома, и еще раз, когда увидел черный дым, просачивающийся сквозь швы обшивки и разбитые окна. Но боль слишком сильна, а он слишком ослаб. Простой хват на ручке потребовал больше усилий, чем оставалось в его умирающем теле. Сдвинув топор – хоть и на сантиметр,– он почувствовал, как горячие змеи боли пронзили его живот, спину, грудь и ноги. Пытаться протащить свое тело к дому – будто он мог каким-то образом проползти двадцать ярдов, подняться по крыльцу и пройти через закрытую входную дверь с торчащей из его живота рукояткой топора и помочь мальчику – просто-напросто смехотворно. Кроме того, Лиам не справился. Он преодолел всего три фута, пот стекает с него рекой, словно все его молекулы распадаются на воду, подготавливая душу к тому, чтобы просочиться сквозь почву и утечь в ад.

Поэтому мужчина лежит так неподвижно, как только может, смотрит в голубое небо, вдыхает и выдыхает, медленно и ровно, истекая кровью на траву, ожидая смерти.

Когда он слышит взрыв, он кажется приглушенным, но сильным. Мужчина даже улавливает сотрясение, более осязаемое, чем звук. Он понимает, что в какой-то момент потерял сознание, и когда снова открывает глаза, это все равно что смотреть сквозь тонкую вуаль, которую кто-то осторожно накинул на его лицо, как саван смерти. Он поворачивает голову в сторону дома, желая видеть ясно. Дым поднимается вверх большими серыми ватными шариками сажи. Языки пламени вырываются из окон и взбираются по стенам, просачиваются сквозь черепицу на крыше.

Лиам сосредотачивается на открытом, выбитом окне комнаты, которая была тюрьмой Генри и видит, как струйки густого дыма вьются из-под подоконника и тянутся к небу, где рассеиваются и скручиваются в мягкие, невидимые потоки воздуха, но достаточно сильные, чтобы стянуть толстые серые волны в прозрачные ленты и унести прочь.

Пока Лиам смотрит, раздается громкое тресь, будто дом раскололся пополам.

Длинная темная фигура проскакивает сквозь сгущающееся облако, которое заволакивает окно Генри, прежде чем приземлиться с громким стуком на горящую крышу.

Лиаму требуется несколько сбивчивых мгновений, чтобы понять, на что он смотрит.

Тощее, но мощное на вид черное существо ростом с человека укачивает Генри на руках, которых у него, похоже, в избытке. Мужчина насчитывает четыре, обернутые вокруг мальчика, и две в качестве ног, согнутые как бы в коленях, готовые к следующему прыжку.

Лиам на мгновение отвлекается, когда входная дверь дома распахивается, и столб пламени врывается на крыльцо, как огненный бык, прежде чем начать пожирать краску и дерево обугленного фасада. Резкое движение возвращает его внимание к существу, которое скользит по воздуху, все еще держа Генри на руках и направляясь прямо к мужчине.

Тварь приземляется на три конечности, но Генри, чьи веки полуприкрыты, удерживается в крепкой хватке. Лиам замечает, что Генри обнажен по пояс и весь в саже. Его пальцы, свисающие между двумя гладкими конечностями твари, покрыты волдырями. Он кашляет – явно живой. Лиам думает, что это то самое существо, которое они называли матерью, но не уверен.

Оно выше, тоньше, и у него на стало две руки больше, чем когда оно ползало по поверхности теперь уже пылающего дома. Гибкий, округлый панцирь, покрывающий части тела, пропал, обнажив тело столь же неприятное, сколь и пугающее. Лиаму кажется, что он смотрит на монстра семи футов ростом с шестью руками и черной кожей, сильного, как лысая горилла.

Но глаза все те же, это уж точно. Те ужасные, безбожные глаза.

Мать осторожно опускает Генри на землю всего в нескольких дюймах от Лиама. Генри шевелится, и его глаза открываются. Он снова кашляет, поворачивает голову и смотрит в измученное, забрызганное кровью лицо Лиама. Генри вздрагивает при виде этого зрелища, что вызывает легкую улыбку на бледных губах Лиама.

– Привет, малыш,– хрипит он.

Генри снова обращает свое внимание на мать, пытается сесть. Она несется к нему на всех восьми конечностях, как паук, пытающийся схватить муху, попавшую в липкую паутину, с такой скоростью и агрессией, что мальчик испуганно отшатывается.

Странные звуки вырываются из ее рта – пронзительный, отчаянный вой, смешанный с быстрым, гортанным щелканьем, которое, по мнению Лиама, исходит из глубины ее горла. Одна клешня поднимается с земли и прижимается к голове Генри, сначала поглаживая, затем тычась, как будто она пытается привлечь его внимание к чему-то очень важному.

– Эй! – слишком громко говорит Лиам и чувствует, как что-то сжимается в груди, такое болезненное и внезапное, что он гадает, не сдало ли его сердце: заперло входную дверь, сменило табличку «ОТКРЫТО» на «ЗАКРЫТО» и опустило большие жалюзи на окне. На сегодня все, ребят, и завтра мы не увидимся. Не возвращайтесь, слышите?