Дитя Тьмы и Света (СИ)

— Нужно заманить Эд… Хайда в город. Если моя песня на него подействовала, значит пора приступать ко второй части плана. Пора ему вспомнить время с того момента, когда мы впервые встретились на приеме доктора Лидгейта. С которого я унесла его подарок — голубую розу. Кстати, не забудьте привести доктора Джекила. Ведь это отчасти «его частное дело».

Лондон. Много лет назад

С тех пор, как Генри Джекил стал академиком, его образ жизни не очень-то изменился. Разве что… темная сторона его натуры теперь вела свой образ жизни, когда ученому наскучивали его кабинет или… кто-то из академиков вставал на пути к открытию. Тут на сцену выходил Эдвард Хайд. Этот странный, внушающий ужас мужчина всякий раз, когда выбирался наружу, буквально упивался этими минутами. Доктор Джекил всегда с содроганием потом подсушивал разговоры коллег о прохождениях своего второго «я». Но один факт успокаивал совесть: стоило только прекратить принимать сыворотку, и Хайд исчезнет навсегда. Этот факт не понравился альтер-эго, поэтому он начал, еще будучи в теле Джекила злобно бунтовать и требовать выхода. Он успел уже достаточно вкусить радости жизни, чтобы лишиться их навсегда. И вот однажды, когда доктор Джекил был в театре, прямо во время представления он почувствовал знакомые спазмы, какие были сразу после приема сыворотки. На сцене пела какая-то молодая девушка, и Хайд, стоило ему услышать этот звонкий голосок, потребовалось немедленно выбраться из темницы и занять место Джекила. Генри только-только достало времени выбраться из зала и укрыться за углом первого этажа. Эдвард Хайд, с трудом хватая воздух, поднялся на ноги и торжествуя простер руки вверх.

«Да… Наконец-то! Теперь мой черед веселиться, доктор».

Но попасть обратно в зал ему никто конечно не позволили, потому что у него в кармане был только пригласительный билет на имя Джекила. Но голос Ингрид, а пела именно она, раздавался на весь театр. Хайд просто стоял в стороне и слушал. От той нежной и невинной девушки и ее небесного голоса не осталось и следа. Теперь звучали только страсть и огонь. Эти чувства были знакомы Хайду, но сейчас он слушал об этом безо всякого удовольствия. Первая встреча с Ингрид все еще грела тайные, маленькие уголки той части его души, которые до этого спали. Это не был след Джекила. Нет, это были собственные добрые чувства Эдварда Хайда. Которые делали его вполне состоявшейся личностью. Когда спектакль кончился, Хайд вышел из театра и обошел его в поисках черного хода, чтобы подкараулить певицу, но как только мужчина завернул за угол театра, тишину разорвали крики. Хайд увидел пару, все еще одетую в костюмы спектакля. Мужчина держал за руку девушку и пытался поцеловать ее. Хайд мог бы спокойно, даже с наслаждением наблюдать эту сцену, если девушка не подала голос:

— Отпусти, Чарли! Мы уже не на сцене, остынь!

— Отпущу, когда надоешь. А теперь будь хорошей девочкой и не… — артист не договорил: Ингрид что есть сил влепила ему пощечину. — Ах ты дрянь!

Эдвард хотел было броситься девушке на помощь, но что-то его остановило. Голос загадочного знакомца, который нашел ключ от его темницы.

«Что, намерен сам повеселиться? Понимаю… — он рассмеялся. — Она прелесть. Я бы не стал отдавать ее такому…»

Но Хайд не слышал его, потому что в следующую секунду Ингрид закричала так громко, что даже воздух задрожал. Чарли, шипя, зажал ей рот и сильнее прижал к стене своим телом. Хайд не мог больше этого сносить.

— Отпустите девушку! — холодно потребовал он. На самом деле ему стоило больших трудов себя сдерживать, чтобы не вцепиться этому человеку в горло. Только присутствие Ингрид его останавливало. Актер только рассмеялся. Он был очень пьян.

— Иди куда шел, интелентишка! А то я и тебя… — он снова повернулся к девушке.

Но руки его не дотянулись до певицы: два шага альтер-эго доктора Джекила оказался рядом с Чарли, развернул его к себе и ударил в лицо так, что у актера хрустнула челюсть. Крича проклятья и воя от боли, он бросился бежать. Ингрид даже не пискнула, просто стояла, вся сжавшись, и дрожала. Ночь была холодная и сырая, а на ней было только легкое сценическое платье.

— Он успел сделать вам больно? — спросил Хайд, тоже дрожа. То ли от сладости удара, то ли от неожиданности поступка.

Ингрид покачала головой. Хайд скинул свой теплый пиджак и накинул ей на плечи.

— Спасибо, мистер Хайд. — Актриса улыбнулась своему спасителю. — Это было благородно с вашей стороны.

— Не мог же я позволить этому… навредить обладательнице самого прекрасного на Земле голоса.

Ингрид совсем смутилась, получше кутаясь в его пиджак.

— Другой бы на вашем месте не стал бы даже останавливаться, не то что помогать. К сожалению, на актрис смотрят так, как… Чарли… — она нервно сглотнула, — многие. Не хотите выпить со мною чаю?

Эдвард Хайд удивленно поднял брови:

— А вы не боитесь? Вдруг я тоже…